Одержимые злом - [15]

- Но ведь оно может произойти и без меня, - сказал я, пугаясь при мысли о запасах этого проклятого радионита, находившихся в подвале.

- Все ограничится взрывом части здания, - ответил Гул. - Там есть предохранитель. Но, главное, позаботьтесь о том, чтобы сохранить мои записи. Там описаны опыты, которые создадут новую эру в науке. Я нашел путь к решению мировой загадки, и мне хотелось бы, чтобы теория строения, созданная Гулом, не умерла вместе с ним. Радионит - это только приложение теории, одно из возможных приближений. Главное - мои шесть формул, которые вы опубликуете в каком-нибудь специальном журнале и представите в Академию наук.

Он еще раз достал рукопись, как будто желая передать ее мне немедленно, но потом решительно бросил обратно в ящик и запер стол.

Часы пробили одиннадцать, двенадцать, и стрелка продвигалась к часу, когда мы вдруг услышали приближающиеся шаги. Они гулко звучали в соседнем зале, все ближе и ближе; дверь распахнулась, и в библиотеку спокойно вошел высокий человек, одетый в зеленую охотничью куртку. За ним показался Циранкевич.

- Добрый вечер, профессор! - произнес человек в охотничьем костюме, кланяясь Гулу и как будто не замечая моего присутствия. - Ловкую штуку вы со мной сыграли, нечего сказать!

- Вот убийца Капсукаса и Варта! - громко заявил Циранкевич. - Не бойтесь, он безоружен.

К нашему удивлению, преступник не обнаруживал ни малейшего испуга или растерянности. Он с любопытством оглядывал комнату и, увидев удивленное лицо Гинтараса, сказал с усмешкой:

- Ну и мастер же вы ругаться! Много вы мне наговорили хороших слов в день смерти Капсукаса.

Он произносил слова с заметным немецким акцентом. Впрочем, его можно было принять и за шведа, и за датчанина. Судя по внешности, этому человеку было не больше тридцати лет. Его лицо с твердо очерченными линиями напоминало каменную маску; четырехугольный, давно небритый подбородок выдавался вперед, в серых глазах застыло такое подозрительное, настороженное выражение, какое бывает у хищных животных, выслеживающих добычу.

Невольно бросалась в глаза огромная рука, в которой он держал фуражку; длинные узловатые пальцы быстро перебирали суконный околыш, и казалось, что эта нервная, необыкновенно подвижная кисть принадлежит другому человеку или живет своей особой жизнью, как самостоятельное существо.

- Как вас зовут? - спросил резким голосом Гул.

Убийца пожал плечами.

- Полагаю, что знакомство со мной не доставит вам особого удовольствия, да и к чему вся эта комедия суда? Моя игра проиграна, и следовательно мне остается только уплатить долг.

Дерзость и смелость этого человека меня поражали не менее, чем Гула. И только Циранкевич, стоявший с револьвером у двери, сохранял спокойное и суровое выражение.

- Почему вы совершили эти убийства?

- Потому что вас всех и особенно капитана Циранкевича я считаю самыми опасными людьми на всем земном шаре! - В серых глазах убийцы сверкнуло злобное выражение. - Да и что же вас приводит в негодование? Вы гениальный ученый, но, как часто бывает с гениями и детьми, не понимаете самых простых вещей! Вас возмущает убийство двух человек, из которых один собирался сжечь всю землю, а другой хотел перевернуть вверх дном жизнь людей. Или что вы скажете о капитане, который при помощи радионита мечтает отправить на тот свет четвертую часть населения обоих полушарий? Мы, кажется, тут все, за исключением шофера и журналиста, свободны от всяких предрассудков.

- Вы его видели, - сказал Циранкевич, - и теперь мы окончим то, что начали в одном из помещений верхнего этажа.

Пальцы человека в охотничьей куртке забегали еще быстрее, ощупывая фуражку, но лицо оставалось неподвижным.

- Это и мое мнение, - бросил он. - Как бывший офицер, я могу надеяться, что дело будет покончено одним выстрелом.

Капитан утвердительно кивнул головой.

- Надеюсь, больше говорить не о чем. Идем! - И, подняв револьвер, Циранкевич пропустил мимо себя преступника.

На пороге последний на минуту остановился.

- У вас есть еще один враг, более опасный, чем я. Не знаю, дьявол он или человек, но берегитесь, Гул... Вы все стоите так же близко к концу, как и я!

С этими словами он вышел из комнаты и медленно по диагонали пошел через квадратный зал в ту сторону, где чуть заметно белели окна, пропуская слабый свет звезд. Стоя в дверях, я видел, как на каменных плитах загорались мерцающие огненно-желтые пятна, быстро принимавшие голубоватый фантастический оттенок.

- Раз, два, три... четыре!.. - шепотом считал Гинтарас, и когда сказал "семь", - прогремел выстрел, и следы разом оборвались среди пустынного зала.

В моей старой записной книжке я нашел несколько строчек о последних трех днях моего пребывания в лаборатории Гула. Ниже я помещаю эти заметки.

"27-го мая. У меня только одна мысль и одно желание: скорее бежать отсюда! Циранкевич сказал, что мы уезжаем через пять дней, но даже и этот срок кажется мне бесконечным. Сегодня утром я едва не поддался искушению уехать в Тракай с каким-то автомобилистом, который при помощи Гинтараса починял свою машину у ворот монастыря. Остается еще сто двенадцать часов! Не знаю, чем наполнить это время, так как Гул и Циранкевич по целым дням остаются в лаборатории, а я, по просьбе профессора, который стал до крайности подозрительным и все чего-то боится, должен безотлучно сидеть в библиотеке, сохраняя от невидимого врага его драгоценные записки. Меня возмущает уверенность Гула, что все люди должны считать за величайшую честь участвовать в его трудах над радионитом. Он убежден, кажется, что я должен считать себя очень счастливым, волей-неволей служа этому демону разрушения.