Одержимые - [14]
– О, граф… – с замиранием сердца проговорила Белла, и вино в крови заставило ее прижаться к массивному и теплому телу любимого мужчина, облаченного в выходной костюм, так неуклюже сидящий по фигуре. – Почему же Вы боялись сказать это раньше? Я давно ждала…
Граф Лекант не верил своим ушам, рукам, глазам и вообще не верил в происходящее. Единственное, что он знал точно – это то, что сердце его вот-вот выскочит из груди, и сказанное им нисколько не принесло облегчения, а наоборот, разогнало кровь в венах и заставило ее шуметь в ушах. Будто в припадке, он схватил Беллу за руки и слегка оттолкнул от себя, но только лишь чтобы посмотреть ей в глаза и убедиться в том, что это не сон.
– Белла?..
– Граф… я люблю… Вас, – на грани слышимости призналась девушка, все еще стыдясь того, что признается мужчине в любви.
Граф замер на месте и не мог оторвать взгляда от Беллы: ее губы умоляли о поцелуе, а тонкая талия трепетала под грубыми мужскими ладонями, будто хрупкая бабочка, сжатая в кулаке. «Пора», – решил про себя граф и утолил их взаимную жажду, коснувшись губами ее мягких губ. Белла дрожала, словно листик на ветру, и граф Лекант, не помня себя от счастья, молча подхватил ее на руки.
Никому, кроме бледно-голубой луны, неведомо, как эти двое поладили друг с другом далее; одно лишь известно – они любили друг друга безрассудно, пока рассвет на настиг их. Когда зажегся первый восточный луч и робко проник в помещение, Белла спала на груди у графа. В выражении ее сонного и усталого лица больше не было детскости и наивности: он сделал ее молодой женщиной.
Но сам граф не мог спать, несмотря на то, что без сна провел всю эту ночь. Граф Лекант вдруг опомнился, и все происходившее и происходящее в одночасье представилось ему в совершенно ином свете. Любовь окончилась, утекла вместе с ночью. Исчезли очарование, страсть, притяжение, остался только долг. Осталось то, что он должен был сделать. Оно всегда оставалось, но он каждый раз забывал об этом…
Глянец восхищения и сладострастия смылся с сильного чувства, оголяя нервы и напрягая память. Память… теперь граф вспомнил, что ему нужно делать. Он повернул голову и взглянул на женщину, лежащую рядом: коричневая солома на голове, мертвенно-бледная кожа, отвратно-оранжевые губы и подрагивающие белесые ресницы. Чем она так привлекала его? Чем она восхищала его? И даже если сейчас она откроет глаза, он не увидит в них ничего, кроме глупости и тупого вопроса, и цвет их будет уже не изумрудным, а цвет увядшей от жары августовской листвы. Граф приложил все усилия, чтобы от отвращения не сбросить спящую Беллу с кровати на пол, и даже смог удержать свою руку обнимающей ее тонкое и бледное нагое тело.
«Сейчас или после? – спрашивал себя граф, забыв напрочь о том, что было между ними этой ночью, как они любили друг друга, как отдались своему чувству без остатка. Сейчас он жил уже совсем в иной реальности, нежели бедная обманутая девушка. – Непременно, чуть позже. Она должна проснуться. Это необходимо для…»
Пока Белла спала, граф думал о том, сколько девушек уже лежало на ее месте, и всех ожидала одна и та же участь. Он думал о том, что ни одну из них он никогда не обманывал: он действительно влюблялся и любил их, только… перегорал быстро. Буквально за одну ночь. Наутро все они видели его совсем другим человеком: жестоким, беспощадным, грубым. Безжалостным. Но пути назад не было. Его чувства каждый раз играли с ним одну и ту же злую шутку: затуманивали разум, заставляли забыться, полюбить, а затем вдруг резко превращались в нечто иное – устрашающее порой даже его самого. Но поступать иначе он не мог, нет, не мог, уж слишком мучилась пустующая душа – в ней постоянно должен был быть чей-то образ, пусть временно, но безумно любимый. Неважно, чей, – лишь бы не было так пусто внутри и так спокойно в огромном дремлющем замке.
– Доброе утро, граф, – прошептала Белла, не торопясь открыть глаза, и этот шепот напомнил графу шипение змей, столь распространенных в этих диких краях.
Лекант не ответил. Он молча стал гладить ее по голой шее и ключицам, едва касаясь кожи подушечками пальцев. «Сейчас», – подумал он и мигом обхватил шею девушки, налегая сверху. Сначала он сжимал несильно, потому что ему хотелось послушать, что скажет Белла. Ему всегда нравилось слушать, что они говорят в эти последние минуты. Это было великим откровением для него.
– Летар? – удивленно вскинув брови, воскликнула она, и в выражении ее глаз успел мелькнуть не то что бы страх, а непонимание. Она еще была слишком уверена, что граф не причинит ей зла. Еще слишком живы были в ней события этой ночи, о которых, к сожалению, граф уже не помнил. – Что ты делаешь, Летар? – ее голос надорвался, так как легким уже не хватало воздуха. – Ах, пусти! Прекрати же!
Крепкие руки графа надавили и сжали хрупкую птичью шейку сильнее, чем прежде. Лицо его не выражало почти ничего, кроме толики презрения; лицо Беллы стремительно становилось пунцовым, губы шевелились, издавая лишь тихий хрип, тонкие руки пытались сбросить душителя, нависающего над ней, будто утес, а ноги дергались где-то позади, как и ее глазки, с каждой секундой заплывающие оловянной предсмертной пеленой. Пока она еще могла услышать, граф Лекант произнес:
Амбициозная студентка-карьеристка и талантливый ученый-вирусолог столкнулись в стенах одного НИИ. У каждого из них своя жизнь, не имеющая ничего общего с нормальной жизнью. Судьба долго издевалась над обоими, прежде чем свести их вместе и заставить возненавидеть друг друга без веской причины. Они ничего друг о друге не знают, однако презрение, гнев, брезгливость – это все, что они испытывают. Тем временем в Мозамбике обнаружен неизвестный науке вирус. Вакцины нет, и вспышка инфекции быстро приобретает пугающие масштабы.
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».