Офицеры у стены, Терехин, Нина напряженно ждали, предугадывая его последний ответ. И он тихо произнес одними губами:
- Так.
Что ж, похоже, все было окончено; больше у этих людей в погонах дела к нему и его бывшей жене не было. Нина Ивановна повернулась и, не прощаясь, тихо вышла из комнаты, за ней вышел блондинистый капитан. Толстый прокурор подошел к столу Терехина, который что-то торопливо писал.
- Ну, а с этим что? - кивнул он в сторону Булавского.
- Будем разбираться, - буркнул капитан.
- С ним надо работать. Видно, не простая птичка.
- Да уж конечно...
Все еще находясь под впечатлением происшедшего, Булавский не сразу расслышал и не очень понял, о чем они. О ком? Когда же наконец смысл их слов достиг его смятенного сознания, он внутренне съежился - так вот что! Это он не простая птичка. Может, и не Булавский вовсе? Впрочем, он же и сам подтвердил это. Называется, пошел навстречу. Выручил бывшую жену и ее заслуженного мужа. А сам как же?
В полном смятении мыслей и чувств он направился к выходу, куда ему указал капитан, с каменным лицом последовавший сзади. Куда-то его вели, - может, опять на гауптвахту. В коридоре следователь зашел вперед, сзади пристроился конвой - на этот раз два автоматчика, и Булавский понял: дела его плохи. Доселе были плохи, стали еще хуже.
Его вывели со двора, вслед за следователем перевели на другую сторону улицы - к знакомому скверу. Здесь было прохладнее в тени деревьев, у входа в сквер лежала опрокинутая урна с мусором. На свежевыкрашенной в зеленый цвет скамейке прилепилась развернутая газета, - видно, ночью на ней кто-то сидел. Может, какая-нибудь влюбленная парочка, подумал Булавский и, услышав шум проходящей мимо машины, обернулся. Быстро проехал "виллис", на заднем сиденье его мелькнула знакомая фигурка в цветастом крепдешиновом платье с прильнувшей к ней светловолосой девочкой - ветер трепал ее пышный бант на макушке. "Оля!" - взметнулся в нем немой крик, тут же оборванный сухим окриком сзади: "Не отставать, не отставать!" В самом деле, капитан, не оглядываясь, быстро шел впереди, хромой арестант отставал. Может, это и не Оля, подумал он. Кто сидел на переднем сиденье "виллиса", он так и не успел заметить.
Что ж, может, и правильно. Может, и правильно он поступил - так будет лучше. Хотя бы для них. О себе почему-то не хотелось думать, он не распоряжался собой. Ни теперь, ни в прошлом. Им распоряжались другие. Люди, начальство, судьба. И так всю жизнь.
Всю его проклятую, беспросветную жизнь...
