Очерки теории идеологий - [35]
В ситуации, когда многие консервативные авторы самозабвенно бросаются в бой на защиту принципов рационализма, вполне уместен вопрос, как быть с собственно консервативным наследием, кто защитит его? Ведь консерватизм, полностью оторвавшийся от своих антирационалистических корней, выглядит довольно нелепо. В связи с этим можно вернуться к вопросу, поставленному в самом начале раздела: могут ли консерваторы воспринимать постмодернистов не как смертельных врагов, а как ценных союзников?
Некоторые структурные параллели между постмодернистским и консервативным мышлением действительно обнаруживаются. В свое время Ю. Хабермас отметил это, заявив, что неоконсервативные обвинения культуры как источника экономических и политических бед напоминают постмодернистскую логику социальной причинности [Habermas, 1985, р. 6–8]. Выделяя моральную распущенность как виновницу экономической и политической нестабильности, многие консерваторы, сами того не осознавая, вторят постмодернистскому идеализму, который искал объяснения экономическим и политическим событиям в области культуры.
Естественно, структурное сходство в аргументации еще не доказывает родство самих целей этой аргументации. Однако Хабермас находит более глубокие философские основания родства консерватизма и постмодернизма, и в основе данного родства, по его мнению, лежит дух антимодернизма. Соответственно, такие мыслители, как Фуко и Деррида, получают ярлык «молодых консерваторов», так как демонстрируют сходный скептицизм по отношению к Современности, который имел место у «старого консерватора» Штрауса и «неоконсерватора» Белла. Чтобы определить, насколько такая классификация оправданна, нужно внимательнее посмотреть на имеющиеся точки соприкосновения между консерватизмом и постмодернизмом. Ибо эти сходные моменты могут носить либо случайный, ситуативный характер, либо свидетельствовать о глубинном идеологическом родстве.
Если говорить об антирациональных истоках консерватизма, то уместнее всего упомянуть Эдмунда Верка, чья атака на рациональное мышление философии Просвещения задала стержень идеологической аргументации всем последующим поколениям консерваторов. Было бы ошибочным упрощением анализировать философию постмодернизма с берковских позиций, и уж тем более бессмысленно провозглашать Верка предтечей постмодернизма. Однако будет небезынтересно сопоставить берковскую аргументацию с постмодернистской перспективой.
Так же как впоследствии постмодернисты, Берк был крайне сдержан относительно мыслительных способностей индивида, в чем принципиально отличался от сторонников просвещенческого оптимизма, который предрекал радикальное переустройство общества на основе человеческого разума, отбрасывающего предрассудки. Не без эпатажа Берк писал по этому поводу: «…в этот век Просвещения мне хватило смелости признаться, что мы люди, обладающие естественными чувствами, что вместо того, чтобы отбросить все наши старые предрассудки или стыдиться их, мы их нежно любим именно потому, что они предрассудки; и чем они старше и чем шире их влияние, тем больше наша привязанность» [Берк, 1993, с. 86].
Благотворные предрассудки, защищаемые Берком, были продуктом нерациональных способностей человека, здравого смысла и интуиции; вместе с исторически накопленной мудростью (воплощенной в традициях и институтах) они (эти предрассудки) были для Берка гораздо более адекватным руководством к действию, нежели чрезмерная вера в силу разума. Именно таким естественно-историческим способом (а не через сопоставление с универсальными принципами) формировалась ценностная идентичность всех сообществ.
Таким образом, при очевидных различиях (вряд ли многие постмодернисты согласятся защищать предрассудки как форму мудрости) аргументации Берка и постмодернизма между этими позициями можно обнаружить существенное сходство: скептицизм по отношению к рационалистическому мышлению, критика необоснованных амбиций того, что впоследствии Манхейм назвал тотальными идеологиями [Манхейм, 1994а], акцентированное внимание к частному и случайному, защита уникальных традиций и сообществ.
Обозначенное выше сходство влечет за собой и сходные релятивистские последствия для гносеологии беркианского консерватизма и постмодернизма. С этим связан наблюдаемый очевидный парадокс в развитии идеологий, так как «одним из парадоксов истории является то, что рост релятивизма, яростно атакуемый правыми, имеет своим происхождением консервативную реакцию на Просвещение» [Furedi, 1992, р. 120]. И действительно, если убеждения и самоидентификация различных общин констатируются не из каких-то универсальных оснований, а являются результатом целиком зависимого от истории наблюдения, то мы можем обозначить только уникальность данных общин, нахождение общего и связующего между ними становится логически невозможным. Если предрассудки одной общности не имеют обязующей силы в другой, это еще не является основанием для систематического ценностного сравнения данных общностей.
Более того, даже сама реальность может «просочиться сквозь пальцы» консерватизма, просто фиксирующего уникальность традиций, точно так же, как исчезает реальность, полностью лишенная объективного основания, в субъективирующемся (но лишенном субъекта) постмодернистском дискурсе. И хотя сложно найти таких консерваторов, которые доводили бы консервативное мышление до релятивистской крайности, тем не менее, показательным является «усовершенствование» Берка, предпринятое Лео Штраусом, выступившим непоколебимым защитником общих принципов морали и справедливости от «растлевающего» влияния релятивизма [Strauss, 1953, р. 312–323].
Почти 20 лет назад возникла технология общения в сравнительно небольших сообществах через интернет. Мы уже использовали эту возможность, создавая форумы.Первый, открытый моими товарищами, работает с 1999 года до сих пор. Многим из нас он сослужил большую службу. Мы смогли обсудить важные проблемы того турбулентного времени — на форуме излагали свои мысли и сомнения приверженцы самых разных проектов и доктрин. Всем им это было надо — и высказаться, и выслушать своих оппонентов и даже противников. В основном все старались докопаться до корней наших проблем, легкая полемика не очень увлекала.
Автор этой книги Андрей Колесников – бывший шеф-редактор «Новой газеты», колумнист ряда изданий, автор ряда популярных книг, в том числе «Спичрайтеры» (премия Федерального агентства по печати), «Анатолий Чубайс. Биография», «Холодная война на льду» и т.д.В своей новой книге Андрей Колесников показывает, на каких принципах строится деятельность «Общества с ограниченной ответственностью «Кремль». Монополия на власть, лидирующее положение во всех областях жизни, списывание своих убытков за счет народа – все это было и раньше, но за год, что прошел с момента взятия Крыма, в деятельности ООО «Кремль» произошли серьезные изменения.
Феноменом последних лет стал резкий рост массовых протестных выступлений в разных странах мира. На смену череде «оранжевых революций» пришли «революции 2.0», отличительная черта которых — ключевая роль Интернета и социальных сетей. «Арабская весна», «Occupy Wall Street», «Болотная площадь», лондонские погромы, Турция, Бразилия, Украина… — всюду мы видим на улицах молодежь и средний класс, требующий перемен. Одна из точек зрения на эти события — рост самосознания и желание молодых и активных участвовать в выборе пути развития своих стран и «демократический протест» против тирании и коррумпированных элит.
Тема Арктики всегда находится в центре внимания, однако сегодня к этому региону обращен пристальный интерес всего мира. Именно к Баренцеву морю и в целом к северным морским районам приковано внимание ведущих морских держав в связи с потеплением Арктики и соперничеством за обладание ее природными ресурсами, в том числе такими, как углеводородные ресурсы и рыбные запасы.Насколько Россия готова к такому соперничеству и чем руководствуются отечественные политики, уступая без достаточных на то оснований свои исторические морские арктические районы? Ответы на эти непростые вопросы читатель найдет в книге.Автор — В.
«Макиавелли умер почти пятьсот лет назад, однако его имя до сих пор звучит на устах тогда, когда надо описать лукавые, коварные шаги и действия, предпринятые в большой политике», – так начинает свою работу Квентин Скиннер и, чтобы опровергнуть это несправедливое обвинение незаурядной личности, коей, несомненно, является Макиавелли, исследует три главные работы: «Государь», «Рассуждения о первых десяти книгах Тита Ливия» и «История Флоренции» – и представляет собственную интерпретацию мировоззрения Макиавелли.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга историка и социолога Бориса Кагарлицкого посвящена становлению современного государства и его роли в формировании капитализма. Анализируя развитие ведущих европейских империй и Соединенных Штатов Америки, автор показывает, насколько далек от истины миф о стихийном возникновении рыночной экономики и правительстве, как факторе, сдерживающем частную инициативу. На протяжении столетий государственная власть всей своей мощью осуществляла «принуждение к рынку».В книге использован широкий спектр источников, включая английские и американские периодические издания XVIII и XIX века.
В классической работе выдающегося американского исторического социолога Баррингтона Мура-младшего (1913–2005) предлагается объяснение того, почему Британия, США и Франция стали богатыми и свободными странами, а Германия, Россия и Япония, несмотря на все модернизационные усилия, пришли к тоталитарным диктатурам правого или левого толка. Проведенный автором сравнительно-исторический анализ трех путей от аграрных обществ к современным индустриальным – буржуазная революция, «революция сверху» и крестьянская революция – показывает, что ключевую роль в этом процессе сыграли как экономические силы, так и особенности и динамика социальной структуры. Книга адресована историкам, социологам, политологам, а также всем интересующимся проблемами политической, экономической и социальной модернизации.
Роджер Скрутон, один из главных критиков левых идей, обращается к творчеству тех, кто внес наибольший вклад в развитие этого направления мысли. В доступной форме он разбирает теории Эрика Хобсбаума и Эдварда Палмера Томпсона, Джона Кеннета Гэлбрейта и Рональда Дворкина, Жана-Поля Сартра и Мишеля Фуко, Дьёрдя Лукача и Юргена Хабермаса, Луи Альтюссера, Жака Лакана и Жиля Делёза, Антонио Грамши, Перри Андерсона и Эдварда Саида, Алена Бадью и Славоя Жижека. Предметом анализа выступает движение новых левых не только на современном этапе, но и в процессе формирования с конца 1950-х годов.
В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.