Найдётся дело и нашему катеру. На нём развозят в эти дни уголь по ухожам. К началу промысла в каждой юрташке должен быть полный запас угля на всю осень и зиму.
21 июля — 20 августа
Остров Беринга
Ванькам полегчало: малыши-норники подросли и ходят уже с родителями на лайду, обучаются охоте на птенцов.
А мы ловим их. Прямо руками. Малыши не очень-то боятся нас. Подпускают близко. Кинешься за одним, он, конечно, наутёк, да такой шустрый — не догонишь. Только слабенький ещё, устаёт скоро. Тогда схитрить норовит: припадёт к земле, голову за камушек. Сам весь наружу торчит, а глаза зажмурил — спрятался. Тут подходишь и хочешь взять его руками.
Ой, нет! Ведь он серенький, мышастой масти. А камушек серый. Очень трудно его заметить, когда он так припадёт и лежит неподвижно.
Маленьких ванек мы ловим для питомников, отправляем потом на материк, чтобы и там разводились красивые голубые лисички.
Если большой заказ с материка, ставим на лайде коричневые, незаметные крепкие сети и загоняем в них сразу по нескольку ванек.
Чёрные котики уже все родились, больше не будет. Теперь надо сделать поголовный подсчёт, сколько их народилось в этом году на каждом лежбище.
Мы окружили главное лежбище.
Матки-то, конечно, сразу ускользнули в море — они робкие.
Мы их не задерживали и старались не пугать. Было три молодых сивуча ростом с кота-секача. Эти тоже бежали без боя: они ведь без малышей.
А вот секачи-коты — с этими пришлось повоевать. Фыркают грозно, рюхают хрипатым голосом — не подходи. Мы, разумеется, не обращаем внимания на их угрозы, потихоньку их оттесняем от берега. Очень-то близко не подходим — всё-таки опасно.
Они ведь глупые, увальни: прыгнет и как раз шмякнется на своего же малыша, чёрного котика. И, конечно, раздавит в лепёшку. Поэтому необходимо их удалить. Сейчас-то они не такие уже страшные, как были: ведь уже два месяца без еды сидят, да ещё линяют как раз, истощились, ослабли.
Пока с ними возились, часть чёрных котиков тоже удрала в море: это те, что постарше и уже плавать научились. Плавать они учатся в лужах на лежбище.
Первым делом этих плавунов пересчитали. От берега они далеко не отходят, тут все вертятся. Их немного: сотни две. Остальные все в куче в самой середине лежбища. Их кольцом обступили промышленники и не дают разбредаться.
Два счётчика с карандашами и книжками стали с одной стороны, два — с другой. И котиков стали пропускать в обе стороны между счётчиками, как в ворота.
Заторопились малыши, заковыляли к выходам. Некоторые валятся на бок, другие через них вверх тормашками, задние напирают, переваливаются. Счётчики считают и записывают. Насчитали 2800 голов. А в кольце ещё больше двухсот осталось, на глаз, конечно.
Тогда — стоп! Ворота закрываются. Счётчики входят в круг, кольцо за ними замыкается.
Теперь действуем так: двое ловят котика и держат его, чтобы не мог кусаться. Счётчик записывает и вставляет малышу в ухо серебряную пластинку с буквой и цифрой. На одном конце пластинки шипик, на другом — вдавлинка.
Шипиком прокалывается ухо, и концы пластинки соединяются плоскогубцами в кольцо. Малышу при этом не очень больно: не больней, чем серёжку вставить в ухо.
Раньше чёрных котиков клеймили калёным железом — это было очень больно. Чтобы не мучить их, я и завёл серебряные колечки. Они и в воде не ржавеют и держатся в ухе очень прочно.
Буква на колечке обозначает, на каком острове котик родился. Потом, когда он вырастет и попадётся нам в руки, мы будем знать, откуда он родом.
У нас, на острове Беринга, колечки с буквой «Б», на Медном — с «М».
На Медном серьга вставляется в левое ухо, а у нас — в правое.
Цифра обозначает год рождения котика, например: 0 — это 1930 год, 3 — 1933 год. Потом будем точно знать, сколько коту лет, можем ловить его каждый год и следить, как он растёт из года в год.
Нас было много, мы работали быстро.
Прошло часа два с нашего прихода на лежбище; мы окольцевали уже 138 самцов, 60 самок и так увлеклись делом, что не сразу заметили, какая тревога поднялась за нашими спинами.
Тысячи, тысячи чёрных голов почти сплошной массой колыхались в воде. Их стало втрое, вчетверо больше, чем было, когда мы согнали котиков с лежбища.
Малыши, секачи, даже робкие матки кучками поспешно вылезали на песок, и вся эта чёрная живая волна двигалась на нас.
Казалось, что всем скопом хотят броситься на нас.
Но это один только миг. Сейчас же кто-то из алеутов крикнул:
— Косатки!
Это страшное слово объяснило мне всё. Я взглянул на море.
Далеко на волнах сверкали косые чёрные треугольники. То появляясь над водой, то исчезая, они приближались с быстротой миноносок.
Многотысячное стадо котиков в панике бежало от них.
Косаток было несколько десятков. Они шли широко развёрнутым фронтом. Окружали стадо. Это была настоящая, по всем правилам, атака миноносцев.
Перед этой новой опасностью котики потеряли всякий страх к нам, людям. Все, сколько их было в округе, молодые и старые, бросились к лежбищу.
Против косатки — громадного зверя в несколько тонн весом — котики беззащитны. Даже старый сильный секач перед ней — как лёгкая вёсельная шлюпка перед подводной лодкой. Что же говорить о малышах? В брюхе одной убитой косатки учёные нашли двадцать четыре чёрных котика.
