Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма - [17]

— Бери, дяденька. Этот хорош будет.

Острая морда рыбины была взнуздана верёвкой. Я потащил подарок за эту верёвку, держа на отлёте — чтобы не запачкать жиром одежды. Я держал руку с верёвкой на высоте своего подбородка, а хвост маленького осетра волочился по земле. Полтораста шагов до штаба достались мне трудно: рука затекла.

Мы недолго оставались в штабе: тут люди стремительно проворачивали свои ловецкие дела, и нам не хотелось путаться у них под ногами. Мы собрались в тундру на охоту.

— Хотите, проедем на остров, — предложил молодой ловец Гриша. — Я нынче выходной, могу показать места. Может, и гусей найдем.

— Замечательно! Едем, мы готовы.

— А где же ваши сетки? Накомарники?

Сеток у нас не оказалось с собой.

— Наплевать. Не загрызут же комары.

— Как сказать? Я-то привычный, а вам советую.

Гриша достал у товарищей накомарник — один на двоих. Другие все были заняты.

Мы отправились.

Комары взяли нас в работу сразу же.

Валентин великодушно предоставил накомарник мне первому. Я натянул марлю на голову, насадил сверху кепку и почувствовал себя как лошадь, которой надели на морду мешок.

Дошли до протоки. Здесь на берегу лежали три узкие лодочки-долблёнки. Валентин легко столкнул одну, смело вскочил в неё — и вдруг, как стоял с ружьём через плечо, так и лёг в воду — исчез из глаз.

Это произошло так быстро и неожиданно, что на миг я опешил. В следующий миг Валентин уже выскочил из воды и шагнул на берег. Весь в тине и траве, он был похож на водяного. Меня душил хохот.

Валентин ругался, пока не обсох.

Вычистили и вытерли его ружьё, спустили на воду другую лодчонку — чуть побольше — и осторожно уселись: Валентин с Гришей — в греби, я — на рулевое.

Узкая душегубка шатка и валка, — сиди, не ёрзни, — и летит по воде как по воздуху.

Протокой быстро выскочили в широкий, сильный рукав Оби — на самое быстрó.

Как ни нагребаюсь остроконечным веслом, стремительно сносит течением, большие волны мягко, но мощно ударяют в борт, грозят перевернуть проклятую посудинку.

«Выкупаться-то не беда, — думаю про себя. — А вот как за ружьём потом нырять на такой стремнине?»

— Кстати, Гриша, не знаете, какая тут глубина?

— Как раз тут недавно мерили: сорок четыре метра.

— Ух ты!..

Нырнёшь, пожалуй.

Быстро несёт на нас плоский зелёный остров. На кромке песчаного берега сидит большая птица. При первом же взгляде на неё забываю глубину и ненадёжную лодчонку. Резким движением схватываю ружьё, срываю накомарник.

Лодчонка качнулась, но выпрямилась.

Совершенно непонятная птица!

— Гриша, не знаете, что это?

Ловец продолжает грести, но оборачивается.

— Филин вроде.

Филин! Филина я бы за версту узнал: сидит столбиком и уши. Тело-то держит, как чайка!

— Халей, может? — недоумевает ловец. — Цвет только…

— В том-то и дело — цвет!

Халеем зовут здесь сибирскую хохотунью — большую чайку. Молодой халей белый с серым, старый — весь белый. А эта удивительная птица вся желто-бурая, спина совсем тёмная, и какое-то удивительное золотистое сияние над ней.

Повернулась грудью — грудь такого же цвета, и золотистое сияние ещё сильней.

Быстро перебираю в уме другие породы крупных чаек. Клуша? Бургомистр? Громадная морская чайка? Нет, ни к одной не подходит цветом.

Значит, это что-то необычайное, может быть, ещё неизвестное даже науке.

Теперь только бы подпустила на выстрел!

Вдруг резкий толчок, лодка накренилась на борт — и стала. Мы все трое чуть не вылетели в воду.

— Сели!

Я вскочил на ноги.

Птица сейчас же разняла длинные крылья и поднялась на воздух.

— Уйдёт!

Стрелять было далековато, а бить приходилось наверняка. Ну, «Шольберг», друг, не выдай!

Я вскинул ружьё и выстрелил.

Птица качнулась, вздрогнула крыльями, но сейчас же выпрямилась.

Я выстрелил из другого ствола.

Птица перевернулась и упала на воду с распластанными крыльями.

В порыве благодарности я прижал к груди ружьё, верного своего «Шольберга».

— Гляди, гляди! — крикнул Валентин и выскочил из лодки вслед за ловцом.

Было на что поглядеть: точно взорванный выстрелами, плоский берег весь поднялся на воздух. Сразу даже не сообразить было, что это вылетели из травы и носились над островом бесчисленные стаи куликов и уток.

Но мне было не до них.

Я кинулся к своей необычайной добыче.

Гриша с Валентином поспешно поволокли лодку по песчаной мели к берегу.

Передо мной качалась на мели невиданная птица. Это была чайка, но чайка невероятного цвета. Вблизи она вся отливала золотом, нигде не было ни пёрышка белого. Только красное кольцо вокруг глаз да красное пятно на нижней половине клюва. Я сразу решил:

— Конечно, новый вид! Назову её лярус ауреус — золотая чайка.

— Гуси, гуси! — раздался сзади крик.

Я схватил драгоценную добычу и побежал к лодке. Там положил убитую птицу на сухую дощечку и тщательно прикрыл сверху веслом: чтобы не утащил ненароком пролетающий хищник.

Уже вдали где-то звучал звонкий гусиный гогот. Я узнал по голосу большую белолобую казарку, и сразу вспомнилось самоедское меткое её названье: сенгрыянту — колокольчик-гусь.

Я кинулся догонять товарищей.

Тундра, низкая тундра.

Тундра — это комары и мошки, очень низкая растительность и комары, комары и очень много сырости, тучи куликов, уток и тучи комаров.