Очерки прошедших лет - [24]

Снег

Зимы в детстве были снежные. Это казалось чудом. Осень, листопад, дожди, потоки грязи, и вдруг в одно прекрасное утро просыпаешься и — все белое. Ветви отчеркнуты сверху белым, крыши — белые и тумбы (это каменные столбики, стоящие у ворот) одеты в белые шапки. Говорят, за эти тумбы привязывали раньше лошадей, когда санки или коляски подъезжали к дому. Дворники начинают убирать снег в сугробы — это были большие снежные холмы у тротуара. Они пушистые, и в них замечательно валяться. Санки с седоками лихо скользят по заснеженной улице.

В это время лучше всего гулять в валенках и одевшись потеплее, повязав потуже кушак, бежать на улицу. Больше всего мы любили дурацкую игру. Одна из нас становилась спиной к сугробу, а другая подбегала и кричала: «Барыня! Пожар!», и «барыня» падала в обморок, то есть в снег, вываливаясь в нем сколько возможно. Ни дворники, ни родители этой игры не одобряли, а мы обожали, хохотали и падали, падали в снег.

Вечером зажигали фонари, а мы еще застали время, когда фонари были газовые и фонарщик зажигал их, влезая на лесенку, а тушил длинной палкой. Вечером желтый свет фонарей мешался со светом луны, и было таинственно и прекрасно, особенно в переулках, спускавшихся к Яузе. Горели огни в домах — большинство были еще одно-и двухэтажные. Наши переулки становились похожими на улочки из «Снежной королевы». Мы катались на санках или просто скользили вниз на ногах, и нам казалось, что снежный вихрь может закрутить и унести.

Когда шел снег, снежинки, падающие на пальто, были невероятно красивы и разнообразны. Мы вырезали снежинки из бумаги, и это тоже было очень красиво и увлекательно. Вспоминаю и грустное (хотя скорей всего это относится уже к школьным годам) — у меня не было зимнего пальто. Кто-то отдал маме для меня старое, поношенное и очень широкое. Мама подпоясала меня ремнем и считала, что на эту зиму сойдет. Я примирилась. Но однажды мы зашли к Миле, раскрасневшиеся, веселые, и кто-то сказал: «Эта девочка одета, как чучело». Я взглянула в зеркало шкафа, и там действительно была девочка в ужасном, потертом пальто с оттянутыми карманами и, главное, с клочьями какого-то собачьего меха на воротнике. Я ужасно расстроилась, убежала домой и сказала маме, что больше в этом пальто я не пойду. Тогда мама взялась и перешила на меня чье-то синее пальто, приделала маленький серый воротничок, и все получилось ладно и красиво.

Цирк

Быть балериной или акробатом было моей постоянной мечтой. И мама, наконец, купила билеты. И не просто в цирк, а на представление знаменитого дедушки Дурова. Сколько раз я слышала, как кто-нибудь из ребят рассказывал про это волшебное представление! Я канючила и канючила.

И вот мы идем! На здании цирка нарисованы две лошадки, стоящие на задних ногах мордами друг к другу. Входим, и сразу какой-то незнакомый запах — пахнет лошадьми, навозом, мокрыми опилками.

Вначале вышли два смешных человека, у одного был красный, как помидор, нос, рыжие волосы, широкие клетчатые штаны, у другого — длинный нос, черные волосы и узкий черный костюм. Второй был похож на Пата. Они говорили что-то смешное, но такими необычными голосами, что я плохо понимала. Но так как они очень забавно поливали друг друга водой, толкали, а когда помогали встать, то падали сами, я без умолку смеялась. (Вообще в детстве я была очень смешлива, иногда начинала хохотать, когда показывали палец.) Затем появились жонглеры. Они жонглировали мячами, булавами, кольцами, которые исключительно виртуозно нанизывали на руки, ноги, шпаги. Еще был факир — он жонглировал огненными булавами (я буду факиром!). А потом — лошади, в красивых попонах, с перьями на голове. На них скакали, делали кульбиты, перепрыгивали с одной на другую джигиты — молодые юноши и девушки, а в центре стоял старый человек с кнутом и командовал всем. Поразили меня воздушные гимнасты. Они под куполом цирка скользили и раскачивались на трапециях. Дух замирал, было очень страшно, даже жутко, но невероятно увлекательно. От волнения я закрывала глаза, но сразу открывала, боясь пропустить какой-нибудь трюк.

Перерыв. Все ходят по круглому коридору, мама купила лимонад, он очень вкусный и щекочет горло, и мы опять спешим на представление. На арене Дуров — большой, с усами, в блестящем клоунском костюме, с круглым белым жабо вокруг шеи. Гром аплодисментов. И на арену выезжает паровоз с вагонами. Из трубы паровоза валит настоящий дым. Поезд останавливается. Выбегают разные звери — собачки, обезьянки, какие-то грызуны — может, сурки или суслики, мне кажется, была утка с выводком утят, индюк. Все суетятся, стремятся сесть в поезд. Машинист — лохматая белая собачка, кондуктор — лохматый сердитый пес, он не пропускает некоторых зверей в поезд. Но наконец все сели, и поезд едет весело по рельсам, а во всех окошках зверята! Конечно, я буду циркачка. Со зверями.

Нет, я буду скакать на лошади. Нет, я буду воздушной гимнасткой. На следующий день я начала заниматься акробатикой.

Папа

С раннего детства я знала, что у меня нет папы. У Милы есть, у Аси есть, даже у соседского Васи есть папа, хотя и пьяница. Что-то мама говорила мне — то ли он погиб во время революции, то ли на Гражданской войне. Во всяком случае, пропал без вести. Но я почему-то знала, что мама меня обманывает. Я слышала какие-то неясные намеки и понимала, что что-то не так. Наконец я увидела, что мама стала ежемесячно получать переводы — 45 рублей. Ее зарплата была 35, так что я ощутила некоторое улучшение нашего питания и одежды. Но вот происходит что-то чрезвычайное. Папа приехал в Москву из Англии, где он работал во Внешторге. Мы с Зиной приглашены его навестить в гостинице «Балчуг». Папа заезжает за нами на беговых дрожках — санках. Он берет меня на колени. Зина, в чужом пальто, садится рядом. Извозчик накрывает наши ноги медвежьей полостью. Лошадка бежит быстро, взметая снег копытами. Снег порошит глаза, мелькают фонари, звезды, все смешалось в восторг от быстрого бега, огней, чувства счастья, что меня держит на руках ПАПА.