Очерки поэтики и риторики архитектуры - [227]

. Под боковыми оболочками возвышаются две одинаковые платформы (справа – зона регистрации пассажиров, слева – зона выдачи багажа978), на которых стоят павильоны, окруженные широкими террасами. В павильонах – все необходимое для комфортного времяпрепровождения ожидающих. От вестибюля к противоположной стороне – к залу ожидания и к тубусам с траволаторами, соединяющим зал с блоками отбытия и прибытия979, простирается между платформами эспланада. По мере приближения к середине интерьера платформы ее теснят, и в самом узком месте эспланада переходит в выгнутую дугой каскадную лестницу во все четырнадцать метров ширины между платформами. Чуть впереди – восхитительный аттракцион, всегда собирающий массу народа: точно под узлом, связывающим оболочки, Сааринен перекинул легкий мостик над «долиной» между террасами, причем в плане он не прямой, а со стрельчатым переломом в сторону аэродрома. От последней ступени лестницы, из-под мостика, эспанада стремительно расширяется, образуя зал ожидания – целую площадь в форме сердца. Она соединена с террасами дугообразными лестницами двухметровой ширины. Местами, например, в покрытие мостика вкраплен красный – фирменный цвет TWA.

Первое, что видели прилетавшие из‐за границы, выйдя из тубуса, – сердцевидную площадь под каменным небом, расчерченным полосами света, совершенно театральный мостик и лестницы, дугами взбегающие на террасы. Все это открывалось им не на оси симметрии, а в ракурсе, и тем самым усиливалось переживание необыкновенности, уникальности того места, той местности, на которую они прибыли. Так вот она какова, Америка! Через несколько минут, проходя под мостиком, они обретали симметричную картину. И это тоже Америка.

В моих глазах эти впечатления ante factum изобличают беспомощность Калатравы в формировании интерьеров, сводящемся у него к пустой изнанке внешних объемов, орнаментальные каркасы которых в принципе несовместимы с полноценной интерьерной архитектурой. Источники вдохновения Сааринена, в отличие от испанского архитектора, не имели отношения к сюрреализму. Гадая об архитектурных влияниях, стоит упомянуть увлечение Мендельсоном, пережитое во время поездки в Европу980. Окончательный проект здания TWA оформился по возвращении Сааринена из Австралии, где он добился присуждения первой премии Йорну Утцону за проект Сиднейского оперного театра.

Но, на мой взгляд, важнее то, что связывало Сааринена-архитектора с миром вещей – со скульптурой и дизайном, а через дизайн – с ценностями массовой культуры. Мечтой юного Ээро было стать скульптором, и он успел поучиться этому искусству в Париже981. Талант скульптора проявился в разработанных им и до сих пор пользующихся спросом моделях стульев и кресел без единой плоскости и без прямых линий. Это сближает его с другим великим финном – Аалто; если же иметь в виду не стиль, а само по себе влияние дизайнерской практики на архитектуру, то с Хоффманом и Ритвельдом. Кроме того, осмелюсь предположить, что Сааринену мог нравиться гламурный американский автомобильный дизайн второй половины 50‐х, когда Америка стала законодательницей мировой автомобильной моды, которую иногда называют «барочной». Взгляните на «кадиллаки», создававшиеся тогда Харли Эрлом – главным инженером концерна «Дженерал Моторс», Технический центр которого был построен по проекту Сааринена в 1949–1956 годах982, и это предположение не покажется совсем уж неправдоподобным. Только прирожденный дизайнер мог с глубокой убежденностью заявить, что «архитектурой стоит заниматься, только если ты способен создать здание столь целостное, что каждая деталь соответствует любой другой детали и поддерживает целое»983. В интерьере терминала TWA все отвечает этому требованию: свод плавно превращается в ограждения, ограждения становятся полом, из пола вырастают сидения зала ожидания, стойка справочного бюро и информационное табло, от которого взгляд плавно переходит к торшерам светильников и световым пазам, по которым выходит вовне, тогда как вы находитесь внутри здания.

Благодаря аттрактивности архитектурных форм и рекламе, великолепно поставленной Элин – женой Ээро, терминал TWA наряду с нью-йоркским музеем Гуггенхайма и Сиднейской оперой открыл эпоху выдающихся зданий как инструментов предпринимательского маркетинга, зданий, которые теперь принято называть «иконическими» или «культовыми»984 в смысле их причастности массовой культуре, то есть таких зданий, которые притягивают публику своей ярко выраженной чувственной телесностью. С пропагандистской точки зрения совершенно правильным было решение Дрекслера завершить каталог выставки архитектуры США, проходившей в 1965 году в СССР, не крупнейшим в мире на тот момент подвесным мостом Верраццано-Нарроус, только что введенным в эксплуатацию на границе Верхней гавани Нью-Йорка, а именно произведением Сааринена985, встречающим приезжих и отъезжающих на границе воздушной гавани столицы Западного мира.

Но профессиональных архитектурных критиков – апологетов модернизма, таких, как Винсент Скалли, терминал TWA с самого начала раздражал успехом у клиентов и популярностью у многочисленных посетителей аэропорта. Скалли писал, что это здание «производит впечатление макета, изготовленного для эффектного показа заказчикам, поэтому оно, вопреки своей действительной величине, не соотносится с человеческим масштабом, оставаясь небольшой вещью, раздутой до гигантских размеров»