Очерки по истории революционного движения в России XIX и XX вв - [14]

Эта третья группа выразила свою идеологию в конституции, найденной в бумагах князя Трубецкого и составленной Н. Муравьевым. В этой конституции прежде всего мы встречаем избирательный ценз. Я беру текст не хрестоматии Коваленского, а текст подлинный, который нами публикуется теперь:

«Чтобы быть гражданином, необходимо следующее: лета — не менее 21 года возраста, местопребывание — известное постоянное жительство (ценз оседлости), здравый ум, личная и по имению независимость (весь пролетариат исключается из состава граждан!), исправность платежа общественных повинностей; непорочность перед лицом закона; собственность личная на свое имя, а именно: 1) недвижимое на 500 рублей серебром и 2) движимое — на 1000 рублей серебром».

Совершенно определенно подчеркивается, что всякий природный житель государства Российского, который не был гражданином (значит можно быть жителем и не быть гражданином!), но достиг трудами своими до того, что составил себе требуемое состояние, если в других отношениях отвечает вышеозначенным условиям, поступает немедленно в граждане. Французская конституция 1791 года, вероятно, вам известна: «pays legal» — «легальная страна», цензовые граждане, имеющие не менее, чем на 500 рублей в земли или на 1000 рублей в движимом капитале, то-есть, попросту говоря, не ниже хорошего кулака. Они составляют корпус граждан Российской республики или империи, потому что тут два варианта: по одному — республика, по другому — монархия. Все остальные, это — жители, не граждане.

Этого мало. Если мы перейдем к тем главам этой конституции, которые характеризуют самую организацию управления, то мы найдем еще более выразительные вещи.

«В каждом уезде граждане (мы уже привыкли к тому, что это не все жители), имеющие движимую собственность такую-то и недвижимую такую-то, избирают тысяцкого на один год». Во главе уезда, значит, стоит тысяцкий. Кто такой этот тысяцкий? Чтобы быть тысяцким, надо иметь: по крайней мере, 21 год от рождения, непорочное поведение и недвижимого имения в собственном своем владении ценой не менее 30000 рублей серебром, или движимого не менее 60000 рублей.

Это ценз настолько высокий, что в подлинном тексте тут стоит примечание, сделанное кем-то из декабристов, читавших этот проект: «Почти все общественные владения будут без тысяцких». Не было даже у них самих надежды, что они на каждый уезд найдут человека, имеющего на 30000 серебром земли, или на 60 тысяч движимого имущества. Ценз был ясно, до смешного высок. Вы догадываетесь, что этот тысяцкий в девятнадцати случаях из двадцати был, конечно, помещик, и так как это был помещик, то к выборам нельзя было никоим образом допустить его бывших крепостных крестьян.

Тут сказано:

«Те, которые пользуются землями в общественном владении, не суть владельцы» и, следовательно, не принадлежат к числу избирателей, а так как у крестьян земля в общественном владении, как вы знаете, то, значит, крестьяне не суть граждане, не суть владельцы земли, и потому в выборах они не участвуют. Это — великолепнейшее место.

Совершенно естественно, что, проектируя освобождение крестьян, конституция говорит: «Земли помещиков остаются за ними», «дома поселян с огородами оных признаются их собственностью со всеми земледельческими орудиями и скотом, им принадлежащим». Освобождение с одной усадьбой и огородом без земли. Это уже показалось настолько неудачным самим товарищам Н. Муравьева и Трубецкого, что потом добавили две десятины на двор, то-есть, кошачий надел, с вашего позволения. Две десятины не на душу, а на двор. Надел совершенно недостаточный. Это совершенно четкая помещичья программа, которая собиралась оставить Россию в распоряжении помещика.

Этим характеризуется питерская группа. В ней были два извода: один монархистский извод, другой — республиканский. Вождем республиканцев Северного общества был Рылеев.

Этой программой характеризуется и тактика декабристов. Южные декабристы, как в лице «соединенных славян», так и Южного общества, были одновременно и демократами, и революционерами, выдвинули теорию вооруженного восстания и осуществили ее на практике восстанием Черниговского полка. Северные — восстания вовсе не имели в виду. Вот, если хотите, почему нужно справлять не 14 декабря, а 28-е — день восстания Черниговского полка. 14 декабря, как рассказывает Трубецкой в своих записках, — а записки мы имеем возможность проверить подлинными его показаниями, данными в первый день после ареста, — 14 декабря никакого восстания не предполагалось.

Что, собственно, предполагал делать Трубецкой и его товарищи 14 декабря? Они предполагали, заметив в солдатах известную наклонность не присягать Николаю Павловичу и остаться верными данной ими уже присяге Константину Павловичу, об отречении которого никто не знал, собрать известное количество неприсягнувших полков, вывести их на площадь или в какое-нибудь другое место и, так сказать, с ружьем у ноги ждать, как на это будет реагировать, с одной стороны, правительство, а с другой стороны — общество. Расчет Трубецкого, как он рассказал подробно, был таков: увидев солдат вооруженных и держащихся дружно, правительство, по всей вероятности, пойдет на уступки и согласится удовлетворить минимальные требования северных декабристов, заключавшиеся в том, чтобы созвать в Петербурге собрание от всех губерний по сословиям: двое дворян, двое купцов и двое не крепостных, а казенных крестьян. Это собрание по сословиям должно было явиться учредительным собранием. Оно должно было выработать конституцию, на основе которой должна была впоследствии управляться Россия. Крепостные крестьяне из этого, конечно, исключались, — об этом не приходится и говорить: у них земля в общественном владении, они не собственники и пр.