Очерки об историописании в классической Греции - [8]
Возвращаясь к уже затрагивавшейся выше теме генеалогий, резонно задаться вопросом о том, какова вообще историческая ценность этих аристократических родословных, иными словами, насколько они аутентичны как источник, с тем чтобы высказать по этому вопросу свою принципиальную позицию. Дело в том, что перед нами весьма сложная проблема, и можно даже сказать, что общий язык между сторонниками различных вариантов ее решения пока так и не найден. Автору этих строк представляется наиболее продуктивным умеренно-критический подход к данным древнегреческой генеалогической (и вообще легендарной) традиции, признание наличия в ней под разного рода наслоениями вполне аутентичного ядра, которое и подлежит отысканию, исследованию и использованию в качестве источника. Однако в настоящее время чрезвычайно сильны в науке позиции гиперкритиков, считающих все такого рода генеалогии фиктивными, сфальсифицированными[50]. Представители данного направления зачастую даже не берут на себя труд аргументировать свою точку зрения, а просто походя, как о чем-то само собой разумеющемся и давно доказанном, высказываются в том смысле, что та или иная аристократическая родословная была измышлена тогда-то или тогда-то (существует широкий диапазон достаточно произвольных датировок) и с такой-то или такой-то целью (цель определяется опять же постольку, поскольку она согласуется с общими концептуальными построениями автора).
Отмеченная нами гиперкритическая тенденция ныне характерна, насколько можно судить, для исследования раннегреческих генеалогий вообще. Так, автор недавно вышедшей отечественной монографии по истории Мегар, анализируя генеалогию древних мегарских царей, приходит к скептическому и неутешительному выводу: перед нами — искусственная конструкция, сфабрикованная в Мегарах и отчасти в Афинах в течение архаической эпохи для подкрепления тех или иных политических притязаний, соответственно, ее историческая ценность «весьма незначительна»[51]. Так, царь Пандион, время правления которого традиция относит ко II тыс. до н. э., по мнению исследовательницы, в VIII в. до н. э. был под влиянием определенных причин внешнего порядка включен в царский список, а в VII — начале VI в. вновь исключен из него. Таким образом, мегаряне и афиняне периода ранней и средней архаики оказываются всего лишь манипуляторами преданием, произвольно включавшими в царские списки и исключавшими из них различных персонажей. Но как же быть с гневом божественного предка, подобным образом безжалостно вычеркнутого из прошлого? Стало быть, пресловутые «фальсификаторы истории» были еще и завзятыми атеистами. А если учесть, что заниматься подобными фабрикациями могли лишь жрецы (историков в VIII в. до н. э. еще не было), то ситуация оказывается еще более пикантной[52].
Если же говорить серьезно, то не стоит столь уж критично относиться к генеалогической традиции, как правило, основанной на вполне аутентичном историческом ядре. Последнее относится не только к античности; насколько можно судить, в любой традиционной культуре родословное предание — едва ли не наиболее устойчивый и достоверный элемент мифологии. Это установлено, в частности, на примере фольклора Полинезии; цепочки легендарных предков, сохранившиеся в памяти жителей удаленных друг от друга островов, сходились в одной общей точке[53]. В Греции же, помимо прочих обстоятельств, способствовало сохранению генеалогической информации наличие развитого культа предков. Аристократ, «изобретающий» себе родословную (или дающий такое задание мифографам), тем самым отрекался бы от своих настоящих предков и начинал бы считаться (и считать себя) потомком каких-то совершенно посторонних ему людей — со всеми соответствующими ритуальными импликациями подобного поступка. Признаться, нам это кажется мало согласующимся со спецификой архаического религиозного менталитета.
Безусловно, мы не взялись бы утверждать, что фиктивных генеалогий в греческой мифолого-исторической традиции вообще не было. Однако нормальным, общераспространенным явлением их вряд ли можно назвать.
Итак, всесторонняя фрагментированность выявляется как черта, в высшей степени характерная для древнегреческой исторической памяти. Эта память была переполнена разного рода лакунами, образовавшимися в силу комплекса различных причин, что уже само по себе препятствовало формированию историографии «хронографического типа», предполагающей единую и связную нить изложения. Греческий историк действовал в чем-то так же, как действует современный специалист-археолог, восстанавливая из найденных при раскопках осколков керамический сосуд. Осколки приходится склеивать, чтобы они держали форму. Кроме того, их почти всегда не хватает, и остается только заполнять недостающие места нейтральным материалом. Для греков таким универсальным материалом, пригодным и для «склеивания» разрозненных сюжетов, и для заполнения лакун между ними, всегда был миф.
