Очерки о проклятых науках. У порога тайны - [5]

Цель «Ключа к черной магии» (1897) — разъяснить и научно истолковать факты и легенды, приведенные в «Храме Сатаны». Гуайта разрабатывает общую теорию оккультных сил. Колдовство, или черная Магия, отличается от высшей, божественной Магии своими намерениями, степенью осведомленности и получаемыми противоположными результатами. «Ключ к черной магии» открывает доступ не только к системе проклятых наук, но и к храму высшей Магии, и поэтому он представляет интерес как для «иерофантов света», так и для адептов тьмы. «Вот Древо Познания Добра и Зла; его раздвоенный ствол высится на единственном корне. Вот символическая дева, встреченная Аполлонием на берегах Гифасиса: тело ее наполовину черное, а наполовину белое. Вот таинственный ромб на пантаклеТритемия: в верхнем треугольнике сияет божественная схема, неизреченная Тетраграмма, а образ Сатаны ухмыляется во тьме нижнего треугольника».

Гуайта утверждает, что «сверхъестественного не существует», поскольку даже самые необычайные явления обусловлены незыблемыми природными законами. Провидение никогда не ниспровергает механизм великих законов, изначально введенных в качестве «неподкупных свидетелей Вечной Мудрости». Тайная причина этого кроется в природе самого Бога, который, будучи сознательным Абсолютом, не подвержен ошибкам или колебаниям.

«Ключ к черной магии» включает в себя семь глав: «Равновесие и его агент», «Тайны одиночества», «Колесо Становления», «Сила Воли», «Магическое рабство», «Смерть и ее арканы» и «Магия трансмутаций». Одна из самых захватывающих — глава о смерти, где Гуайта подробно рассматривает процесс отделения души и астрального тела от физического организма, который совершается через макушку головы, последующего разложения трупа и нового рождения души. В человеке наличествует четыре различных вида жизни: «Во-первых, универсальная жизнь, он связан с ней посредством жизни людского рода; затем его собственная жизнь, присущая его индивидуальному бытию; далее — отдельная (преломленная) жизнь каждой клетки, органическое скопление которых составляет его тело; наконец, на низшей ступени, химическая жизнь атомов материи, которые группируются для образования клетки». Гуайта пишет о смерти как о разрыве симпатической связи между жизнями. Связующее звено — астральное тело, оболочка человеческой души. Предположим, смерть наступила. Вместе со своей тройной жизнью, инстинктивной, страстной и умственной, и со своей волевой жизнью, душа отошла, ее здесь нет. Астральное тело, эта связующая «узда» троичного и четвертичного жизненного динамизма в его взаимоотношениях с материальным организмом, или агломератом клеток, каждая из которых живет благодаря отраженной искре жизни, — астральное тело изошло, его здесь нет. Остается физическое тело. Составляющие его клетки напоминают маленькие лейденские баночки, в которых собран отраженный биологический флюид. Стало быть, спинномозговая, нервная и лимфатическая системы, где физиологически локализовалась ныне исчезнувшая астральная форма, лишены своего циркулирующего светящегося флюида. Эти системы мертвы, словно аппараты, и молекулярная жизнь лишь временно пребывает в них, как и во всех других частях трупа. Однако химическое сродство вовсе не является единственным виновником телесного распада. Отвратительные ларвы также приходят принять в нем участие, и каббалисты знают о них и обозначают их именем Masikim. Сразу же после смерти они, подобно смерчу, набрасываются на труп и часто скапливаются, как говорит Исаак Лурия, в том месте, где он лежит, «на высоте до пятнадцати локтей над ним». Masikim — специальные ферменты разложения. Это черви, вороны и гиены Незримого. Между тем ногти и волосы настолько невосприимчивы к разрушению, что нередко можно видеть, как они продолжают расти. Но, в конечном счете, тягостное влияние Эреба, конструктивного принципа Времени, приводит к тому, что повсюду торжествует химическая игра атомного сродства, которая склонна разрушать все конструкции, архитектором которых была жизнь.

Последнее, незаконченное, произведение Гуайта носит весьма показательное название — «Проблема зла». В отличие от богословов, отрицавших проблему зла, для Гуайта зло действительно было проблемой, и речь здесь, по-видимому, идет не только о гениальном предчувствии грядущего сатанинского разгула в XX в., но и о тех «темных корнях», которые Гуайта сумел прозорливо разглядеть в собственной человеческой природе. В «Храме Сатаны» он пишет, что третья часть трилогии «станет философским синтезом нашей Книги: мы подойдем в ней к великой загадке Зла и приподнимем, насколько нам это позволяют наша совесть и наше посвящение, грозный и благотворный покров, скрывающий от глаз profanum vulgus[3] Великий Аркан Магии. Мы продвинемся дальше, чем считает себя обязанным двигаться любой адепт, до того крайнего предела, который так страшно пересекать, где эмблематический Керуб с пылающим мечом в руке угрожает слепотой дерзким созерцателям самого ослепительного из солнц…» (Курсив мой. — В. Н.) «Проблема зла» была дописана и опубликована в 1949 г. (спустя полстолетия!) другом и секретарем Гуайта Освальдом Виртом и издателем Мариусом Лепажем. Гуайта пишет в ней: «Подобно тому, как ночь — это «яйцо» дня, зло — это «яйцо» добра. Стоит проломить хрупкую перегородку, и прольется божественный свет, а от предшествующего зла останутся лишь осколки скорлупы… Добро и Зло — две ветви одного древа, но древо это не обладает автономной божественной сущностью. Вносить подобную путаницу — значит воссоздавать чудовищную манихейскую ересь. И, тем не менее, гностические ученые подошли ближе всех остальных к решению этой громадной проблемы; тонкая преграда сделана из алмаза, и сквозь нее никогда нельзя будет проникнуть». Сатана — «не самостоятельное существо, но проявляется в других существах и посредством них; он обладает лишь тем бытием, которым его наделяют. Его нет, и тем не менее, он вредит… Для его определения я отважусь на самый смелый парадокс: поскольку он — лишь полное отрицание строгого и полного абсолюта, можно было бы назвать его самого абсолютной Относительностью… В просторечии, дьявол живет лишь заемной жизнью. Сатаны нет, Зла нет, Холода нет, Тьмы нет, потому что эти четыре чисто негативные абстракции обозначают, в общем и целом, лишь отсутствие Бога, отсутствие Добра, отсутствие тепла и света». При этом Гуайта на протяжении всей трилогии подспудно внушает мысль об «амбивалентном» характере магии, о зыбкости границ между добром и злом, с легкостью перетекающих одно в другое. От этой страшной легкости порой захватывает дух и кружится голова. Оказывается, маг вправе бороться с колдуном его же собственным оружием, и, таким образом, граница между первым и вторым неуклонно размывается по мере приближения к Истине. Возникает ощущение, сходное с наваждением, что тот «крайний предел», та «великая загадка», о которой постоянно твердит Гуайта, заключается в постижении полной тождественности «высшей» и «черной» магии и