Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века) - [41]

Выделилась родовая знать, аристократия, которая к VII–VIII вв., возможно, усиливается на основе эксплуатации рабского труда, но она еще не перешла к эксплуатации своих сообщинников.

Так рисуется нам картина родового строя по весьма немногочисленным, к сожалению, археологическим материалам поселений.

В то же время следует отметить, что рисовать однообразную картину распада родового строя в VIII–IX вв. на территории Северской земли нельзя. Выше мной было отмечено значение салтово-маяцкой культуры, в той или иной степени уже феодального типа, в процессе этногенеза и в процессе складывания социальных отношений в Северской земле. Отдельные лучи, расходящиеся от Салтовского и Маяцкого городищ и подобных им, указывают на определенные, географически очерченные районы, в которых процесс распада родовых отношений и становление классового общества шел и в этот период и, возможно, несколько ранее. Понятно, что лишь отдельные поселения, тесно связанные с салтовской культурой, хотя непосредственно к ней не примыкающие, позволяют усмотреть влияние Салтова не только по линии развития определенных типов орудий, посуды и украшений, но и по линии воздействия феодализирующегося центра на попавшее в орбиту его влияния население отдельных пунктов в области социальных отношений. Нельзя забывать и того, что в определенном районе часть антов уже в VI в. вступила в высшую стадию варварства, хотя это отнюдь еще не говорит за то, что и в других местах Восточной Европы предки русских племен вступили в ту же фазу общественного развития. Поскольку эти случаи единичны и локальны, поскольку в данном разделе мы ставили своей задачей, по возможности, обрисовать родовой строй по типичным вещественным памятникам, постольку, естественно, мы обратили внимание главным образом и на соответствующие материалы.

Перейдем к немногочисленным письменным памятникам. Прежде всего им является «Русская Правда» — памятник, принадлежащий Северской земле так же, как и другим областям древней Руси. На род, родовые отношения указывает первая статья «Русской Правды», говорящая о родовой мести, и постепенное ее исчезновение, прослеживаемое по «Русской Правде», свидетельствует о падении пережитков родовых отношений. Святослав берет дань на убитых, говоря «яко род его возметь».[335] Владимир в упрек на то, что он не борется с разбоем, отвечает «боюся греха».[336] Владимир боялся преступить не новый для него христианский закон, запрещающий убивать, а старое обычное право, узаконивающее убийство за убийство, кровную месть. О житье «родом своим» летопись упоминает по отношению к полянам, вятичам, но вряд ли будет необоснованным предположение, что «родом своим» жили в древности и северяне, и неупоминание о них в данном контексте составителя летописи просто случайно, тем более, что, как мы увидим ниже, быт и обычаи северян в освещении летописца представляются типичными для родового строя.[337] Но об этом периоде составитель летописи говорит, как о чем-то давно минувшем, что ему самому представляется довольно туманным.

Родовой строй уже отживает, ибо по контексту летописных известий о роде, по «Русской Правде» и свидетельствам позднейших «Житий» род — нечто туманное, уже теряющее свое ранее исключительное положение. Существует патриархальная семья, большесемейная организация, семейная община. Эта последняя, выросши в рамках родового строя, разлагается, уступая место территориальной сельской общине, но в то же самое время ей свойственно приспособление к консолидировавшимся феодальным формам господства и подчинения, и семейная община, при некоторых благоприятных условиях, как показали исследования М. Ковалевского[338] и Д. Самоквасова,[339] сохраняется вплоть до пореформенных времен, и эти последние остатки древней общественной жизни приходится ликвидировать не феодализму, а капитализму. Работы Ф. Леонтовича и М. Ковалевского указали на наличие семейной общины в древней Руси. Ф. Энгельс по этому поводу замечает: «С патриархальной семьей мы вступаем в область писаной истории, т. е. в ту область, где сравнительное правоведение может оказать нам существенную помощь. И действительно, оно привело здесь к значительному шагу вперед. Мы обязаны Максиму Ковалевскому (Tableau etc. de la famille et de la propriété. Stockholm, 1890. S. 60–100) доказательством того, что патриархальная домашняя община в том виде, в каком мы встречаем ее еще и поныне в Сербии и Болгарии под названием «задруга» (можно перевести словом «содружество») или «братство» и в видоизмененной форме у восточных народов, явилась переходной ступенью от возникшей из группового брака и основанной на материнском праве семьи к индивидуальной семье современного мира… Югославянская задруга представляет собой наилучший живой образец такой семейной общины. Она охватывает несколько поколений потомков одного отца вместе с их женами, причем все они живут в одном дворе, сообща обрабатывают свои поля, питаются и одеваются из общих запасов и сообща владеют излишком дохода. Община находится под высшим управлением домохозяина (домачин), который представляет ее вовне, имеет право отчуждать более мелкие предметы, ведет кассу и несет ответственность как за нее, так и за правильный ход всего хозяйства. Он избирается и не обязательно должен быть старейшим из членов общины. Женщины и их работы подчинены руководству домохозяйки (домачица), которой обыкновенно бывает жена домачина. Она также играет важную, часто решающую роль при выборе мужей для девушек общины. Но высшая власть в общине сосредоточена в семейном совете, в собрании всех взрослых членов, как женщин, так и мужчин. Перед этим собранием отчитывается домохозяин; оно принимает окончательные решения, чинит суд над членами, выносит постановления о более значительных покупках и продажах, а именно земли и т. п.