Очерки истории цивилизации - [409]

И мы лишь упомянем о тех хитроумных построениях и оправданиях, которые позволили французам завладеть Саарской долиной, являющейся территорией Германии, а также о том просто чудовищном нарушении права на самоопределение, когда немецкой Австрии было фактически запрещено объединяться с остальной Германией, хотя такое объединение было бы вполне естественным.

Мы уже рассказывали о двух русских революциях 1917 г. Теперь настало время более подробно остановиться на том экстраординарном изменении ориентации, которое произошло в тогдашней России. Это было не чем иным, как крахом современной западной цивилизации в данной стране. Русский народ стал невольным участником чего-то гораздо большего, чем социалистический эксперимент. Это имело обманчивый и весьма убедительный вид окончательной проверки на практике западных социалистических идей. Да, фактически этот эксперимент подтвердил те недостатки социалистической теории, на которые мы уже обращали внимание, и, в частности, он продемонстрировал бесплодность марксистской школы социализма. Он снова доказал правильность тезиса, что революция не может создать ничего, что не было всесторонне обсуждено, спланировано, продумано и разъяснено заблаговременно. В противном случае революция просто уничтожает правительство, династию, организацию, в зависимости от конкретного случая. Революция — это экскреторная операция, а не созидательная.

Мы уже рассказывали о развитии социалистических идей во второй половине XIX в. и о той большой роли, которую в этом развитии сыграли идеи Карла Маркса о «классовой борьбе». Эти идеи льстили самолюбию и стимулировали амбиции энергичных и недовольных личностей во всех промышленных регионах мира. Марксизм повсюду превратился в кредо активного промышленного рабочего. Но поскольку социалистическая формула отталкивает крестьянина, который владеет или хочет владеть землей, которую он обрабатывает, и поскольку большие урбанистические общества Западной Европы и Америки по своему менталитету принадлежат к среднему классу, а не к промышленным рабочим, то марксисты вскоре пришли к выводу, что замышляемая ими социальная и экономическая революция не может рассчитывать на парламентские методы и победу на выборах, она сначала должна быть делом меньшинства — меньшинства промышленных рабочих, которые захватят власть, установят коммунистические институты и научат остальных людей, как быть счастливыми в том «золотом веке», который после этого наступит. Этот период правления меньшинства, после которого должен был наступить «золотой век», в марксистской фразеологии назывался «диктатурой пролетариата».

Повсюду неоплачиваемые фанатики с огромной пропагандистской энергией приносили свои жизни и таланты в жертву распространению этой идеи. В первом десятилетии XX века во всем мире насчитывался, возможно, миллион или более человек, убежденных в том, что если осуществить эту расплывчатую идею «диктатуры пролетариата», то новый и лучший социальный порядок наступит почти автоматически после введения этой диктатуры. В нашей критике социализма мы уже упоминали о том, насколько иллюзорной оказалась эта идея.

У марксистов не было никаких четких и конкретных планов того, как оплачивать труд рабочих, как проводить общественные дискуссии или как осуществлять управление экономикой после того, как «капитализм» будет уничтожен. Однако все эти вещи уже существовали, в очень эмпирической и недоработанной, однако работавшей на практике форме в индивидуалистической системе капитализма. Марксисты так и не разработали никакой альтернативы этим методам, и вообще не похоже, чтобы они считали такую альтернативу необходимой. Рабочим они заявляли следующее: «Дайте нам власть, и все будет в порядке». И Россия, измученная, опустошенная и преданная союзниками, которым она так верно служила, в отчаянии бросилась в «диктатуру пролетариата».

Численность коммунистической партии в России колебалась; до недавнего времени она не насчитывала больше, чем 800 000 сторонников, а в тот период, о котором мы рассказываем, в ней состояло, вероятно, не больше четверти миллиона человек. Но эта сравнительно небольшая организация, в силу своей решительности и преданности делу и в силу того, что во всей дезорганизованной стране не нашлось достаточно честного, решительного и компетентного конкурента, смогла укрепиться в Петрограде, Москве и большинстве крупных городов России, обеспечила себе поддержку матросов флота (которые убили почти всех офицеров и заняли крепости Севастополь и Кронштадт) и стала де-факто хозяином России.

Был период, когда большевики правили с помощью террора. Они утверждали, что поначалу они неизбежно должны были использовать террор. Социальная дезорганизация страны была крайней. На широких пространствах России крестьяне восстали против землевладельцев, повсюду начались грабежи поместий и поджоги дворцов, что весьма напоминало события Первой французской революции. Были совершены отвратительные акты невиданной жестокости.

Крестьяне завладели землей и распределили ее между собой, пребывая в полном неведении о том, что по этому поводу говорил Карл Маркс. Одновременно сотни тысяч солдат с оружием в руках возвращались домой из зоны боевых действий. Царское правительство всего призвало более восьми миллионов человек — гораздо больше, чем оно в состоянии было вооружить и организовать; их буквально с корнями вырвали из их деревень, а теперь легионы этих призывников превратились фактически в бандитов, промышлявших разбоем. В октябре и ноябре 1917 г. Москва кишела такими людьми. Они группировались в банды, врывались в дома, грабили и насиловали; никто не мог и не пытался им противостоять. Закон и порядок исчезли. Ограбленные и убитые люди днями лежали на улицах, и никто их не убирал.