Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода - [31]

Русский человек XI–XIV веков широко использовал для своей «защиты» от моровых поветрий специальные амулеты — «змеевики», называвшиеся также «ноузами» и «гривнами». В большинстве случаев они были литейными изделиями, делавшимися по восковой модели, и изготовлялись по преимуществу в виде круглых нагрудных медальонов, иногда очень массивных, с ушками для ношения на шее. Известны «змеевики» в виде монет без ушек. Они представляли христианизированную форму античных языческих «профилаксий», или по-русски «оберегов» от болезней.

Наиболее древние «змеевики» на Руси были византийского происхождения с греческими надписями, но уже в XI веке стало налаживаться их русское производство. На поверхности этих предметов часто помещались изображения медузы или двенадцатиголовых змей. От этого и произошло само название. 12 змей олицетворяли двенадцать сестер-лихорадок; такие амулеты употреблялись как «обереги» от малярии, и, видимо, других болезней, сопровождавшихся лихорадками. Рядом с церковными текстами и заклинательными формулами на «змеевиках» отливались владельческие надписи. Одним из частых начертаний на русских «змеевиках» было слово «дъна». В качестве образчика амулетов, приобретавшихся для больных тифом, можно привести так называемый «богумильский змеевик» с надписью: «Гиисусу крест… дажь и нама рабам своима гьоргиево хрьстине сон животьне и мирнее и угаси силу огньную». По мнению историков Д.И. Прозоровского и архимандрита Леонида, «сила огньная» здесь конкретно означала болезнь «огневицу». Неоднократно уже упоминалось, что названием «огневица», «огневая», «недуг, или немочь огненная» в древности именовались иообще длительные и тяжело протекавшие лихорадочные состояния типа тифов, в особенности сыпного тифа. Амулет не имел ушек, следовательно, был предназначен не для ношения на шее, а для хранения в доме, где-либо вблизи лежачего больного: на одре, столе, божнице, тем более что больные тифом пребывали на постельном режиме неделями, а в условиях осложнения — и месяцами. «Змеевики» против огне-иицы изготовлялись мастерами по специальному поручению заказчиков уже в дни болезни, обычно в самый «напор» ее. В данном амулете как раз изложено обращение к Иисусу Христу о даровании обоим больным сна и избавления их от жара огненного. Следовательно, амулет был изготовлен тогда, когда болезнь уже получила яркое развитие (Богоявленский Н.А., 1960).

«Змеевики» от чумы были менее распространенными. Изготовлению такого амулета мешала сложность отливки с именной надписью за два-гри дня, в пределах которых обычно и протекала эта болезнь у больного. Однако сохранился до нашего времени и такой «противочумный» амулет, сделанный из меди в XIV–XV веках с именами Андрея и Евдокии.

ОЧЕРК V «Черная смерть» — второе пришествие чумы в Европу (1346–1351)

Сокрушительная пандемия чумы 1346–1353 гг., названная современниками «черной смертью», до сих пор не нашла удовлетворительного объяснения. Попытки понять причины катастрофы обычно сводятся либо к поиску доказательств того, что «это была не чума» (Lederberg J., 1997), и охотно принимаются учеными, озабоченными проблемой появления новых инфекций. Либо из контекста исторических событий извлекаются те исторические источники, которые можно интерпретировать как свидетельство применения биологического оружия (БО) татарским ханом Джаныбеком (Kortepeter М. et al., 2001; Wheelis М., 2002 и др). Разумеется, в аспекте биотеррористической настороженности последних лет, и эта версия кажется весьма привлекательной. Мы же попытаемся приблизиться к пониманию «черной смерти» как сложного природного процесса, способного повторяться в виде пандемической катастрофы. Но, прежде чем приступить к анализу исторических источников, необходимо разобраться в том, что же подразумевали их авторы под «чумой», «эпидемией», «заразной лихорадкой» и другими эпидемиологическими терминами, без которых нельзя релевантно отразить смысл не только древних, но и сравнительно поздних, относящихся к концу XIX столетия документов.

Эпидемические представления до «черной смерти». У греков и римлян древнейших времен эпидемические болезни считались карой, ниспосы лаемой разгневанными богами, и их поэтические описания имеют такой неопределенный характер (Гомер и др.), что по ним нельзя себе составить даже приблизительного понятия о нозологической форме болезни.

Термины «pestis» и «pestilentia» употреблялись римлянами в том же широком смысле, как и слово «лоймос» у греков, и поэтому заключали в себе понятие о повальной болезни и вообще о всякой заразной эпидемической лихорадке. Юлий Цезарь применял слово «pestilentia» для обозначения болезни, порождаемой голодом и различного рода лишениями. В этом же смысле встречаются эти термины и у Тита Ливия в его «Истории Рима от основания города»: «fames, pestilentiaque — foeda homini, foeda pecori», — обычные его выражения для обозначения существовавшего в том или другом году голода и связанного с ним поветрия (эпидемии). Каждый третий или четвертый год отмечается у Ливия, как tempusgrave или annus pestilens. Смертность приписывалась гневу богов за провинности народа и несоблюдение обрядов; а также неблагоприятным временам, зловредным испарениям, принесенным ветрами из нездоровых местностей, яду, волшебным чарам и т. п. (Губерт В.О., 1896).