Очерк боевой жизни ахалтекинского отряда 1880-1881 гг. - [10]

Не дешево обошелся нами день 23-го декабря; убиты были: один генерал, один майор, один есаул и 19 нижних чинов; ранены: сотник Алеников и 49 солдат, из которых большинство умерло.

Траншейные работники, еще не утомленные, с большою энергиею рылись целую ночь.

С ранним рассветом 24-го декабря жителям Денгли-тепе представилась совершенно новая картина: теперь не людей осветило перед ними солнце, а на значительном пространстве тянулись ломаные линии насыпей, из-за которых по всей длине, как перебрасываемые вершины волн, точно брызгами вылетала пыльная земля. Левее этих насыпей, если смотреть от крепости виднелся возвышенный редут № 2-го, с двумя горными орудиями; далее, еще выше, ясно обозначались два десятифунтовых орудия, смотрящих в амбразуры редута № 1-го, а правее его длинной полоской темнела четырехглазая батарея № 1-го. Вот сколько сил было употреблено в одну ночь, чтобы придать первым траншейным линиям самостоятельную оборону! Работы наши в траншеях не прекращались и днем; противник же, не видя цели, почтя перестал стрелять, продолжая нести потерю от артиллерийского огня.

В этот день прибыло четыре орудия батарейной № 1-го батареи 21-й бригады; вступив в состав боевой части войск [23] только с четырьмя зарядными ящиками, точно также как и две легкие дальнобойные батареи, прибывшие раньше, артиллеристы были очень недовольны ожидаемой обстановкой: сознавать свою бесполезность за неимением боевых зарядов и иметь в перспективе постоянное движение с обозом и неучастие в делах, не представляло нм большого почета.

Текинцы тоже не оставались без дела: они что-то копали в разных частях вала и особенно усердно работали над выдвигаемым вперед подковообразным укреплением перед Мельничной калой. Их работы интересовали и нас: вера азиатских племен, что неприступность крепости возможна только при высоте и толщине вавилонских стен, как то плохо вязалась с решением текинцев выдвигаться вперед небольшими укреплениями со слабейшими профилями: нам казалось, что это с их стороны более чем смелость.

Молча, почти без перестрелки, обе стороны трудились над окутыванием своих сил землею, чтобы лучше сберечь их для последнего боя лицом к лицу.

Вечером зоря не сопровождалась орудийным залпом, но, перед ожидавшими его текинцами, мы только отложили свой долг. Приказывалось быть готовым дать залп по крепости в полночь.

Сочельник кончался. Прохладная лунная ночь ничем не напоминала нам торжественно встречаемого в России вечера кануна Рождества. В окружавшей нас природе было так тихо и так мирно, что как-то резко негармонично отзывались в воздухе прерывающий ее отдаленный лай собаки, крик верблюда или внезапный выстрел. В pendant к этой могильной тишине, спали войска в лагерях, слали в траншеях, где работы были прекращены и, как изготовленные к погребению, спали артиллеристы в своих ровиках, прикрытые кошмами; только заряженный и наведенные внутрь крепости орудия переднего фаса служили единственным намеком на угощение.

Близкая полночь. Появились какие-то отдельные тени и вслед за этим, из под войлоков, словно из под земли, вышла орудийная прислуга; молча, безучастно разобрала принадлежность и во мраке казалась недвижимою, окаменелою до ожидаемой команды… Впрочем и хлопотать было не о чем… все готово…

«Двенадцать часов!» раздался чей-то голос; в ответь на [24] это ярко блеснула линия огней, оглушительный гул раскатился в горах, отозвался в степи и эхо его слилось с тихими, гармоничными аккордами гимна «Коль славен наш Господь в Сионе», как будто выливавшегося из облаков порохового дыма.

Только что посылавшие смерть теперь, вместе со всеми, с непокрытыми головами слушали эту молитву, прося, может быть, возможно лучшего исхода в предстоящих боях, с финальным звуком оркестра опять все стихло, все скрылось, только там, впереди, где рвались снаряды, какой то отдаленный гам — не то крик, не то вопль — нарушал еще общую тишину.

Так отпраздновали мы Рождество. Из работ велено было исполнить только необходимую:

Вышка на редуте № 1-го к утру была окончена и помещенный на нем гелиографный станок вступил в связь с другими станками на стенах Правофланговой и Янги-калы.

Празднично, весело взошло рождественское солнце; теплый воздух выманивал всех из юломеек и палаток.

К десяти часам утра 25-го декабря, войска небольшими командами, по двенадцати человек от части, сошлись на парад и сомкнулись в одну линию покоем. По окончании церемониального марша, генерал Скобелев, вызвав офицеров, сообщил о состоянии силы отряда, о количестве и месте складов разных припасов; поделившись сведениями, что отряд может легко довольствоваться в течение трех месяцев из ближайших складов и имеет купленные в Персии запасы еще месяца на два или на три, он произвел на всех самое хорошее впечатление; относясь иначе к тому, что служило постоянно канцелярской тайной, он уничтожал этим неправильные толкования о положении дел и давал основательные данные каждому желавшему обсудить тот размах действий, который может принять на себя отряд. Интересен также были вид парада, пестревшего разнообразием, офицерских костюмов, начиная от серого косматого пальто до мундира со всеми орденами.