Очень странные увлечения Ноя Гипнотика - [97]
– Привет, – говорит он, а позади него слышны голоса и смех, будто у них обычный дом. – Ной?
Но я пока не могу ответить, поэтому только коротко киваю, чего оказывается достаточно.
Я сосредоточиваюсь на Роторе, на том, через что он прошел: он пережил ад, когда у него умер отец (и не просто умер), и он выстоял. Говорят, способность к сочувствию возрастает с каждым разом, и я стараюсь дать ей подрасти. Конечно, этот парень был бы совсем другим человеком, не будь всех этих трагедий. И он не виноват, почти не виноват.
«Я прощаю тебя».
Трудно даже подумать такое, не то что сказать.
Я стою на крыльце в молчании, Ротор ждет, и я уже думаю: «Бесполезно, просто вломи ему по зубам», – но тут начинает идти снег. Не снежная пыль, а крупные тяжелые хлопья.
Он говорит:
– Ну заходи уже.
Но я не захожу.
Я позволяю снегу упасть туда, куда он летит, и думаю о его бесконечной истории: ледниках, озерах, океанах, о пещерных реках, о подземных цивилизациях. И поскольку «каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам»[42], я думаю о том, сколько электричества воспел этот снег в других телах, только чтобы опуститься сейчас на мое.
– История – долгий срок, – говорю я, и только тут понимаю, что прощу Ротора.
Но не раньше, чем буду готов.
– Как скажешь, – отвечает он, но теперь Ротор уже исчез, и Пидмонт-драйв тоже, да и Айвертон вместе с ними; весь мир погружается в глубину, и сверху я вижу тонкие перемычки, которые скачут через пространство и время самым причудливым образом, от одной снежинки к другой, точно плоские камешки по поверхности пруда.
«Знаешь такие фильмы, где парень появляется на крыльце у девушки и делает какой-нибудь романтический жест?»
Интересно, какую истину можно почерпнуть в разговоре, которого не было.
«Обожаю снег. Моя любовь к снегу глубока и светла».
– Ной? – говорит Ротор. – Ты чего?
«Если он появляется одновременно со снегом, то это или судьба, или волшебство».
– Все норм, – отвечаю я, и мне неизвестно, может ли камешек дважды угодить в одно и то же место, но пора это выяснить. – Твоя сестра дома?
примечание редактора. почему никто не читает Милу Генри?
Среди странных увлечений Ноя Оукмена литература занимает особое место. И в первую очередь это творчество известной американской писательницы Милы Генри, к которому постоянно обращается герой.
Текст, написанный как оммаж литературному кумиру, наполнен отсылками, многочисленными цитатами из интервью, и порой кажется, будто М. Генри – не просто вдохновитель, но и соавтор. Оукмен даже совершает своеобразное паломничество к могиле писательницы. Ее тень сопровождает и читателя этой книги, который невольно вынужден познакомиться и с ней самой, и с ее творчеством.
Мила Генри – классик, романист большого масштаба, писатель стоящий в одном ряду с Д. Стейнбеком, К. Воннегутом, Д. Керуаком, но несмотря на это, в России ее творчество почти никому не знакомо. Точнее сказать – вообще никому. Что в общем-то и не удивительно.
Ведь Милы Генри не существует.
Как бы не пытались Ной Оукмен и его «отец» Дэвид Арнольд убедить нас в реальности писательницы и ее наследия, факт остаётся фактом, на литературной карте нет такого имени, но зато есть такой персонаж.
Ной Оукмен как и Холден Колфилд задается простыми вопросами, на которые никто не может дать ему ответа. Никто. Кроме несуществующей Милы Генри.
И, возможно, ради такого и стоит выдумать писателя – чтобы он писал для тебя и про тебя. Ведь все же «не так важны слова, как тишина между ними».
Так могла бы написать об этом М. Генри. И это правда.
Е. Потапова
Благодарности
Благодарность отправляется сюда
А также сюда
И разумеется, сюда
Сердечное «спасибо, йо»
Мы с Ноем испытываем неизбывную благодарность перед
