Очень приятно, Ниагара. Том 1 - [29]

Животы надо было периодически встряхивать в целях поддержания перистальтики и освобождения места для новых гурманских впечатлений. Это ответственное задание было поручено мне. Лучшим регулятором волнообразных сокращений гладкомышечных трубчатых органов является, по моему мнению, смех.

Понимая, что практически невозможно затмить впечатление от пищи, я все-таки попыталась навести веселый лоск на наши посиделки. Кроме шуточных игр, импровизированных театральных постановок, традиционных гаданий и комичных розыгрышей, приготовила авторскую стихотворную сказку. Это была новогодняя бомба в трех актах и восьми частях. В эпических и мультяшных персонажах сказки легко угадывались реальные люди, сидящие за столом. Каждый со своими особенностями, чертами характера, слабостями, характерными жестами, привычками, манерами, присказками. Поймать на узнавании удалось каждого.

Уже под утро самые стойкие устроили дискотеку, перемежаемую тщетными попытками доесть отвоеванные в начале вечера части блюд. Савелий, изрядно выпивший, но не сломленный, пригласил меня на танец.

– Спасибо, Ниги! Я и не думал, что от твоей культурной программы будет так смешно. Тебе по плечу не только образ амазонки, но и Лиозновой с Ахматовой.

– Кто бы скромничал! Не стол, а рай для привередливого чревоугодника.

– Квиты?

– Приятно поражены.

– Тогда завершающий штрих! – и Сава радостно повалил меня под елку.

Молва прочила нам с Савелием то священную войну, то неземную любовь, то эксклюзивный тандем, то водевильный фарс, то добротную ненависть. Правы оказались все, потому что ясно определить силу, притягивающую нас друг к другу, равную не меньшей evil force, также как и последствия воздействия обеих мне лично очень затруднительно. Мы были слишком похожи, в определенном смысле, чтобы простить такое явное дублирование. Мы были не в меру похожи, чувствуя родственную душу. Чем больше мы узнавали друг друга, тем болезненней были жалящие укусы за малейшие промахи. Чем дольше мы были рядом, тем яснее становилось, что «мы одной крови», только ядра лейкоцитов этой «крови» различались по ГКГ антигенам, грозя неминуемой гибелью при слиянии систем кровоснабжения.

Колебания амплитуды и полюса наших отношений походили на график активности сердца, полученный в ходе проведения ЭКГ ишемического больного. Взаимное притяжение на пике «давай поженимся» сменялось необузданной агрессией в низшей точке – «убил бы». Полная гармония наступала только в моменты общего противостояния внешним силам, здесь мы были едины и непобедимы: Бонни Паркер и Клайд Бэрроу, неуловимые для агентов ФБР и неизлечимо опасные для противника.

Савелий никак не препятствовал моей личной жизни, даже потакал её развитию. Но порой его ревность достигала таких непереносимых масштабов, что приводила к моим слезным истерикам. Не удивительно, именно Сава был тем, кто умело и квалифицированно утешал и успокаивал меня после собственноручных адских экзекуций морального уничтожения. Он с лихвой дарил мне свое покровительство и заботу в ситуациях, когда действительно требовались помощь и поддержка, твердо держа внешнюю оборону покоя и достоинства дамы (если она сама её, оборону, ослабляла).

Как-то погожим осенним днем я, Савелий и компания пошли отмечать закат бабьего лета на водоем. Нам было тепло, сыро и уютно. Упоительный запах шашлыка проник во все поры редких насаждений вокруг нашего становища. Первыми на запах мяса вышли бродячие псы числом не менее десяти. Злобно ощерившись, свора под предводительством особо крупного и лохматого кобеля неизбежно надвигалась на нашу малочисленную группу. Подобрав увесистую палку, вперед выдвинулся Савелий, глухо отдав нам распоряжения:

– Девушку в середину, сохраняем спокойствие, никто не пытается двигаться.

Медленно и основательно Сава сделал несколько шагов в сторону собак, поигрывая палкой, застыл перед вожаком, неотрывно глядя ему в глаза.

– Бери свою кодлу и уходи, пока не случилось беды, и другим передай, что здесь ничего им не светит, – хриплым басом обратился он к лохматому великану.

Собаки застыли, видимо, выбирая между молниеносным нападением с неопределенным результатом и достойным, но голодным уходом. Зная Савелия, на их месте я выбрала бы бегство. Рычащее статичное противостояние длилось не меньше трех минут. Сердце давило на барабанные перепонки оглушительным набатом. Удивительно, но испытываемый страх был не столько порождением собственного инстинкта самосохранения, сколько цивилизованным чувством сопереживания. Четвероногий соперник дрогнул, отвел взгляд, а потом и свору. Я много слышала о том, что звери чувствуют силу и бесстрашие человека, предпочитая паритет разгрому, но впервые видела, чтобы удесятеренная сила противника, помноженная на волю к выживанию, оказалась несостоятельной против одного храброго сердца.

На этом приключения не закончились. Через полчаса к нашей самобранке вышли трое представителей низших слоев общества с широким ареалом обитания и безразмерным диапазоном амбре в пограничном состоянии психики. Воистину, в определенном месте безбрежных просторов родины в означенный час N наступил аншлаг. Наш победитель направился в сторону пришельцев, цветисто выругавшись и дежурно произнеся: «Прости, Ниги».