Очень приятно, Ниагара. Том 1 - [18]

– Угу, – только и сказал вечерний «кузнечик», не делая попыток идентифицировать собравшихся.

Самое время было вернуться к долгожданному празднику живота, мы и вернулись. Курочка была бесподобной, водочка холодной, а общение – ненавязчивым. Через некоторое время я поняла, что Кеша, сидя с нами за одним столом, умудряется оставаться абсолютно одиноким и отстраненным. Закусывал он мало, но пил наравне со всеми.

– Чего это вы юноша, угощение хозяйское не жалуете? Али не по нраву вам яства канцерогенные? – обратилась я к «кузнечику».

Тут он впервые поднял на меня глаза…. побитой собаки. Я, наконец, поняла, что так трогало меня в этой неподвижной фигуре. Несмотря на устойчивую основательность позы, его аура почти зримо зияла дырами различных форм и оттенков. Зыбкой была легкая небритость, засаленность рукавов рубашки, коротковатость брюк, клочковатость прически, грязь на обуви и вороватая усеченность движений. Кто ты, кузнечик? Хищная степная дыбка, безобидный пилохвост, ажурный трубачик, вредная саранча, уютный сверчок, панцирный толстун или мелодичная кобылка?

– У меня свои канцерогены. Могу поделиться, – огрызнулся Иннокентий.

– Любопытно, чем они лучше наших. Поделись.

Кузнечик пунктирным движением достал из кармана два блестящих блистера с белыми таблетками. Терпинкод, прочитала я на оборотной стороне.

– Кашляешь, Кеша?

– Нет, пукаю.

– И как, помогает?

– Вполне, запах перестает беспокоить после седьмой таблетки.

– Хорошо, я тебе верю, но хотелось бы проверить. Пошли отсюда. Например, ко мне. Употребим на двоих твои ветрогонные и антиобонятельные средства.

Отравленная водочными парами логика сверлила мой левый висок, давая понять, что совершаю ненужный и глупый поступок. А лукавая интуиция подбадривала в правом виске постукиванием барабанных палочек.

Мы с Иннокешей одновременно встали, поблагодарили хозяина, попрощались и направились к выходу со двора. Я успела заметить неодобрение и неудовольствие в глазах Игоря и насмешливую иронию в лице Марата.

Не спеша мы добрели до моего дома. Уютно устроились за кухонным столом, украшенным небольшими бутербродами и дымящимися чашками кофе, и разговорились. Иннокентий потихоньку оттаивал, все активнее принимая участие в разговоре и все меньше давая оппозиционный крен. Я поняла, что в первую минуту после моего предложения, он действовал скорее на волне агрессивного противостояния, с вызовом, готовый защищаться. Не уловив в моих словах и действиях ожидаемого нападения, позволил себе расслабиться и даже увлечься беседой. Речь его была простовата и не логична, говорил он порывисто, иногда замолкая в неожиданных местах, как будто натыкался на невидимые преграды. Со временем я поняла, что в этот момент он старательно проглатывает нецензурную лексику. Содержание небольших Кешиных монологов не пестрело парадоксами и тематикой, сводилось к плоским житейско-бытовым и неуклюжим дружеско-моральным темам. Извлеченные из кармана в момент прихода таблетки так и остались невостребованными. Уже под утро я спросила:

– Кешик, ты действительно пьешь эти таблетки? Или это часть спектакля?

– Действительно пью. Выгонишь меня теперь? Давай! – он явно занервничал, и из «кузнечика» во все стороны полезли иглы дикобраза.

– Выгонять не буду, сам пойдешь, когда захочешь. Я ведь в этих делах лузер. Хотела спросить – что ты чувствуешь при этом? Что это тебе дает?

– Возьми да попробуй, не надо будет спрашивать.

– Нет уж, дорогой. Организм у меня один, а пилюль разных много. Жизнь такая разнообразная, хочется понять про нее больше.

– Вот именно – жизнь. Ты не знаешь, … какая она бывает. Сидишь тут, кофеек из маленьких чашечек… попиваешь, книжки,… небось, умные читаешь. Вся из себя чистенькая, … фифа, а ты поживи как я. Тогда и поймешь!

– Ладно, не заводись. Не хочешь, – не рассказывай. Просто знай, что я готова тебя выслушать.

Выслушала. Не единожды. И гораздо более развернутые повествования, чем ожидала. Кроме того, мне была предоставлена возможность лично лицезреть и корректировать реальность, в которой существовал Иннокентий. А злополучные нетронутые таблетки прожили в моем доме еще год, после чего были торжественно приговорены к погребению на свалке.

Через несколько дней после памятной встречи Иннокеша пришел ко мне, чтобы пригласить на шашлыки. Барбекю по-русски предполагалось во дворе дома, в котором проживал Кеша с родителями. Видимо, «кузнечик» подумал и решил, что большой опасности для прямокрылых я не представляю.

На бетонном пятачке между запущенных деревьев и кустарников стояли два раритетных деревянных ящика, накрытых куском фанеры, в окружении трех пыльных бревен. Мангалом служили два кирпича-инвалида. Опасливо присев на указанное место, я подверглась настоящей зооатаке: лохматая рыжая псина и три разномастных кошки немедленно окружили меня, выпрашивая ласки, еды или только им одним известных дивидендов.

– Гони их, чё ждешь?! Житья не дают, – сварливо проговорила выглянувшая из двери дома неопрятная женщина неопределяемого возраста с пористым красным носом.

– Ма, б… уйди, не лезь, без тебя б… разберемся, кому что делать, – откликнулся Иннокентий.