Очень приятно, Ниагара. Том 1 - [17]

В последний вечер перед отъездом, затоварившись в магазине, мы закатили девчачью пирушку прямо в номере, сдабривая копченые дары моря, колбасы и сыр квасом и коньяком. Удивительно, но Марта в этот раз поддержала наши возлияния. Охмелела она быстро и как-то бесшабашно, что ли. Перестала испрашивать у меня перевода Ксениных неологизмов, дробно и тихо смеялась многочисленным (и не всегда приличным) шуткам, вспоминала казусные моменты нашего общего прошлого, гармонично сбиваясь местами на тувинский. А к концу посиделок я обнаружила Ксению и Марту… курящими на балконе! Тувинка по-попугайски точно копировала движения, дыхание и выражение лица казачки, невпопад кашляя и вытирая слезы, то ли от дыма, то ли от счастья. И в пьяных движениях ее стала проглядывать манящая женственность.

Рано утром мы с Сеней кропотливо, как муравьи, переносили баулы, сумки, рюкзачки и кулечки Марты в вагон электрички. Сама тувинка была растеряна и бледна, страдальчески вздыхала, грустно и благодарно касалась наших рук, спин и плеч. Ей еще предстояло великое переселение с железнодорожного вокзала в аэропорт со всем великим скарбом.

– Марта, я тебя очень прошу, если кто-нибудь сердобольный предложит тебе помощь, не отказывайся. Это же немыслимо, вьючить всю эту канитель на одну худосочную клячу. Ты меня слышишь? Ты запомнила? – наставляла путешественницу Ксения.

Марта лишь медленно кивала головой и нежно улыбалась из открытого проема дверей электропоезда. И было понятно, что никогда и никому она не позволит нести свои сумки, маленький пугливый тувинский ишачок будет упрямо тащить свою поклажу. Закрылись двери в большой мир, и наша знакомая начала путь в свой привычный маленький тувинский мирок. Еще долго мы стояли на перроне, каждая по-своему и обе одновременно переживая случившуюся только что потерю.

Вернувшись в гостиницу, мы с Ксеней в скорбном молчании собрали сумки, выпили по две чашки кофе, заедая горе цитрамоном, постояли на балконе, проверили билеты и паспорта и присели на дорожку.

– Проверю на всякий случай шкафы и тумбочки, – сказала Ксения.

В наших тумбочках поселилась пустота, а вот у Марты! Изумленная подруга вынула и водрузила на стол бутылку виски, коробку конфет и записку на тонком клочке бумаги.

«Ксения, Ниги! Дорогие мои девчонки! Вы такие крутые и классные. Мне очень повезло. Оставляю вам сюрприз. Уверена, вы его обязательно найдете, ведь это – вы. Выпейте за дружбу и счастье. Думаю, мы больше никогда не увидимся, но знаю, что не забуду вас никогда!

С удивительными впечатлениями, признанием и любовью, ваша Тывдружка.»

Моя дикая и необузданная, как лошадь Пржевальского, подруга вдруг тихо всхлипнула и зарыдала. И столько было в этих слезах тоски и благодарности, что невозможно было не присоединиться. Так, с припухшими веками и красными носами, благоухая виски, мы и загрузились в свой поезд.

Я всегда воспринимала Ксению как флагмана нашего дуэта, безошибочно ведущего мой десантный боевой корабль в открытом море. Но спустя лет пять нашей тесной дружбы Сеня неожиданно призналась мне:

– Знаешь, Ниги. Это здорово, что ты у меня есть. Я все время у тебя учусь.

Видимо, лицо мое выражало такую степень неожиданного и бездонного удивления, что Ксюха решила сжалиться и предотвратить выпадение глазных яблок из предназначенных для них глазниц.

– Да, бравулька моя, удивляюсь и учусь. Я еще не встречала людей, способных как ты радостно довольствоваться тем, что имеешь. И не сетовать на судьбу за утерянное или недополученное. До знакомства с тобой я и представить не могла, как мало нужно для того, чтобы чувствовать себя счастливым, – нет и не надо, зато есть много чего другого!

И я счастлива, что у меня есть Ксения, до сих пор – есть, и это очень много!

Иннокентий

«Сел на пенек, – печальна судьба дерева»

Однажды летом, когда солнце уже скатилось за ширму горизонта, а луна включила дежурное освещение, я сидела во дворе частного дома своего давнего приятеля Игоря, промышляющего в основном дальнобойным извозом и в перерывах – копчением одомашненных и ощипанных пернатых. Подвешенные за крылья и пока невидимые возмутители секрета желудочных желез вопиюще пахли специями и ольхово-осиновой стружкой на весь палисадник, пьянящий дымок окутывал импровизированный столик с овощами-фруктами и гранеными стаканчиками слезно-прозрачной водочки. Наш третий собеседник – Марат – фигурно поводил носом в сторону коптильни и травил нескончаемые байки о своих любовных баталиях и победах. Священный ритуал явления исходящей паром тушки народу был варварски нарушен громким стуком в калитку. Досадуя на прерванный ход застолья, хозяин пошел открывать.

Вернулся он не один, а с долговязым юношей, лет 25-ти, сутулым и нескладным. Новый персонаж грузно плюхнулся на предложенный стул и, подобно кузнечику, враз согнул огромные руки с узловатыми пальцами и острые даже под брючинами колени. На спине немедленно выросли торчащие подкрылки лопаток. Мне даже показалось, что при резком своем движении он громыхнул костями.

– Это мой сосед – Иннокентий, – представил его Игорь, поскольку сам юноша признаков культурного общения не подавал и только угрюмо взирал на стол.