Очень приятно, Ниагара. Том 1 - [14]

После объявленного в вагоне отбоя, перемещаться было разрешено только в случае экстренной необходимости. Уютно устроившись на верхней полке над истомившимся за день телом моей подруги, под перестук колес я наблюдала мелькание фонарей во тьме за окном и незаметно для себя задремала. Разбужена я была томным шепотом прямо мне в ухо.

– Эй, подвиньтесь, я тоже спать хочу, – сипел рядом с моей головой один из наших школьников, – Саша. По всей вероятности, он предпринимал все меры к тому, чтобы ненароком не разбудить мою подругу на нижней полке.

– Никуда я двигаться не буду, придумал тоже. Двоих полка не выдержит, и мы рухнем прямо в объятия Ксении. А она от испуга может и головы оторвать ненароком, – я еще наполовину пребывала в призрачных объятиях Морфея.

– Ниги, да подвиньтесь же. Мне спать негде…

– Так, шарапонты глазобрюхие, каким местом вы в ночи думаете? Сейчас я кое-кому это думающее место нагуталиню. Отбой был, не ясно? – подала сонный голос Ксения.

– Да-да, Ксения, простите, я уже исчезаю. Ну, очень надо! Вот, у Ниги таблетку от головы прошу, никак уснуть не могу, – отозвалось блуждающее ночное приведение.

– От головы ему, караболька мутюжная. Еще раз разбудишь – пеняй на себя, точно уже ничего лечить не придется, – нехотя прокомментировала засыпающая казачья голова над серым полотном простыни.

– Ниги, Ниги, да проснитесь же, – еще глуше зашипел Саша, отчаянно тряся меня за плечо. – Давайте отойдем отсюда, я все расскажу.

Пришлось пересыпать себя с полки на пол и выйти в освещенный коридор. Испуганный, но гордый пацан протащил меня несколько метров по истертому половику, открыл двери своего купе и резко ткнул в сторону лежащей на нижней полке женщины с годовалым ребенком. Я внимательно посмотрела на Сашу, потом на номер купе и снова на Сашу. Все правильно, еще вечером никакой мамаши и никаких детей здесь не было. Шурик быстро задвинул двери и принялся хвастаться. Ночью проводница сжалилась над женщиной с грудничком на руках и пустила ее в вагон, несмотря на то, что свободных мест уже не было, а ехать мамаше этой часов шесть, – до утра. Сердобольный мальчик предложил ей занять его лежачее место, так как сидя и во сне она могла выронить и покалечить детеныша. А сам пошел искать временное пристанище, потому что спать хотелось, несмотря на подвиги.

С неимоверными предосторожностями мы прокрались к моему временному лежбищу и попытали изобразить безмятежную поленницу на узком ложе. Спать в эту ночь мне больше не посчастливилось, так как, утрамбовав Сашу к стеночке, всеми четырьмя лапами я держалась за перекладины, дабы не изобразить сваливание аэроплана в штопор с неизбежным катастрофическим исходом. Хотелось бы мне знать, что смогут извлечь эксперты из моих поврежденных черных ящиков.

В один из удавшихся мне коротких черных провалов в настороженную дрему, проснулась для принятия утренних процедур моя подруга.

– Ё-к-л-м-н! Святые угодники! Дурзявые кроботы, жинтики винторылые! Вы чего это вытворяете? Что делает на твоей полке этот понтогузый хлопец? – заводясь все больше, выкрикивала Ксения.

– Да не кричи ты. Машинист все равно не услышит, а остальным будешь должна слуховые аппараты. Саша место дамочке с младенцем уступил, пришлось убаюкивать его на своей полке.

– Какие полки? Какие дамочки? В культурную столицу едем, а вы устроили тут, прямо у меня под носом коррекционный интернат для клаустрофобов, завратники мурдохлые.

Ничуть не удивительным было то, что виновница ночных похождений уже благополучно покинула наш дом на колесах, и доказывать Ксении чистоту наших с Сашей помыслов было делом априори провальным. До конца пути подруга по зову сердца была занята благородным делом воспитания подрастающего поколения, поэтому до самого Питера мне выпала амнистия.

Но уж в городе М.Боярского, И.Урганта, К. Тимирязева и А. Блока искрометная казачка обвинила меня во всех грехах, начиная от латентной педофилии и заканчивая мировыми экологическими катастрофами. Понимая, что оправдываться не в чем и бесполезно, я мужественно выдержала поток обвинительных речей и лениво пообещала:

– Ладно, раз с мужчинами нельзя, буду тебя любить, прямо сегодня и начнем.

– Шиха, кляча забродная, ты неисправима! Не смей меня трогать! Делай, что хочешь! В конце концов, это тебя посадят, а я еще подумаю, носить тебе передачки или подавишься.

Питер подарил нам немало прекрасных минут счастья. Мы катались на метро, пили ароматный кофе на открытых верандах, танцевали под аккомпанемент уличных музыкантов на Невском, бродили по музеям и храмам и дышали упоительной атмосферой интеллигентности и культуры. Мы с Ксенией откровенно забавлялись присутствием подростков, дурачились и шутили без устали. В один из вечеров, вернувшись с очередной прогулки, я обнаружила на тумбочке возле своей кровати небольшой букетик цветов (родиной которых, по всей видимости, была ближайшая клумба). Но цветы увидела не только я.

– Ну, знаешь, Ниги! Я думала, что ты образумилась, а ты совсем мозготрухнулась! Присмылка обружная! Ты чего с пацаном делаешь? Чего мозги ему конопатишь?

А я стояла и глупо улыбалась, потому что знала, что это всего-навсего Сашино извинение за детские игрища, закончившиеся для меня двумя ссадинами и синяком на левом предплечье. Извинение хитрого ребенка взрослым мужским способом. Вот уж наплачутся от него женщины!