Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - [36]
Чего Локарт открыто не признавал, так это того, что он начал терять веру в свою собственную политику дружбы с большевиками. Появление Мирбаха потрясло его, и он знал, что SIS делала все, чтобы форсировать этот вопрос. Через свои связи в разведке Локарту стало известно, что антибольшевистские элементы в России, возглавляемые Борисом Савинковым – бывшим военным министром в правительстве Керенского, готовят государственный переворот.
И хотя позднее Локарт отрицал это, он связался с Савинковым и узнал о его планах[181]. Государственный переворот был назначен на 1 мая. Министерство иностранных дел Великобритании с большой настороженностью отнеслось к Савинкову (при царе он занимался антиправительственной террористической деятельностью), но английская разведка втайне планировала поддержать государственный переворот и оказывала ему финансовую помощь. Если государственный переворот будет успешным, то миссия Локарта разлетится в прах.
Но государственный переворот Савинкова в Первомай так и не состоялся. В ЧК узнали о нем, и организаторы были вынуждены его отложить. Вместо этого Первое мая в Москве было отмечено первым триумфальным парадом Красной армии на Красной площади[182].
Никто так никогда и не узнал, кто предупредил большевиков о заговоре. Возможно, это был один из командиров ленинской латышской «преторианской гвардии», которого Савинков пытался подкупить. Немцы были, по-видимому, необычайно хорошо информированы о готовящемся деле, и именно по их новостным каналам пришло сообщение о предотвращенном государственном перевороте.
Одним человеком, который знал о нем заранее, была Мура. Она разговаривала о нем с Локартом во время своего пребывания в Москве и ссылалась на него в том нерешительном письме к нему после возвращения домой. «Первого числа ожидают разных событий», – с тревогой написала она, очевидно боясь, что в результате антибольшевистского мятежа может произойти вторжение немцев[183]. Приблизительно в это же время один или два сотрудника британской миссии в Петрограде – не из круга ее друзей, разумеется, – начали снова задумываться о благонадежности мадам Бенкендорф. Это не имело никаких последствий, и она продолжала выполнять свою работу. Почти все английские служащие доверяли ей, и в министерстве иностранных дел Великобритании ее считали заслуживающей доверия. И хотя глава английской военно-морской разведки был потрясен тем, что русских женщин нанимают в качестве служащих (он узнал об этом от Кроуми), и порекомендовал немедленно прекратить эту практику, министерство иностранных дел предложило, чтобы этот запрет относился к «другим женщинам, помимо мадам Бенкендорф»[184].
Кто бы ни был этот информатор, после неудавшегося государственного переворота Борис Савинков избежал ареста и стал готовить новый заговор. Другим человеком, бежавшим из Петрограда в это время, был финансист Хью Лич – агент SIS и основной работодатель Муры. Он не только помогал переправлять деньги заговорщикам против большевиков, но и начал терять их доверие из-за каких-то темных финансовых махинаций. Также на его хвосте была ЧК. Как его имя попало в поле их зрения – это другой неясный момент. Возможно, не без помощи разочаровавшихся «белых» повстанцев или благодаря кому-то внутри британской миссии… Лич отрастил бороду, спрятался ненадолго в Царском Селе, а затем бежал в Мурманск, где нашел убежище в британской военной миссии[185].
В то время как операции англичан в России рушились, немцы во главе с Мирбахом максимально использовали неудавшийся государственный переворот Савинкова, видя в нем возможность отдалить друг от друга англичан и большевиков и обеспечить себе контрольную долю в России. Война, которая велась в Европе, приобрела новый фронт – его окопы располагались в Москве, а Мирбах и Локарт были воюющими сторонами. И в соответствии с духом войны это было противоборство, в котором один из них окажется убитым.
Глава 7. Давние враги, удивительные союзы. Май – июнь 1918 г.
Их жизнь определяли нетерпение и страстное желание. Мура в Петрограде и Локарт в Москве жили от встречи до встречи. Письма и телеграммы летали между ними туда и обратно; были и записки, торопливо написанные в перерывах между встречами и отчетами, и письма, над которыми долгими часами они размышляли по ночам. Их связь все еще была неопределенной: она выходила за рамки обычных интимных отношений, переходя в область страстного увлечения, но все же Мура еще не знала, как назвать это чувство. Он стал для нее Локи, и она посылала ему поцелуи, а не «наилучшие пожелания», как своим друзьям, но она все еще пыталась разобраться в своих чувствах. Она была глубоко к нему привязана и говорила об особой дружбе, но слово «любовь», исчезнувшее из ее приветствий, должно было вскоре снова появиться в более значимой форме.
