Очень недолгая сенсация - [44]

Мистер Фентон перечел написанное и остался более или менее доволен. Дело было за подписью.

Как подписаться?

В их последнюю встречу она поздоровалась с ним: «Привет, забавник!», но вряд ли можно поставить под письмом такого рода подпись: «Забавник».

«Арчибальд»? Но никто не звал его Арчибальдом.

Тогда «Арчи»? Она никогда не называла его Арчи; она вообще не называла его сколько-нибудь определенно (разве что «забавником»); иногда она обращалась к нему «дорогой», но совершенно так же она обращалась к сотне других. Если он подпишется «Арчи», как она догадается, что это он? Наверное, не догадается. И адрес ей ничего не скажет.

Нужно подписаться «Арчибальд Фентон». В этом нет никакой интимности, но в конце концов такова его подпись, и она в некотором смысле даже придает письму ценность.

Приходи! Арчибальд Фентон.

Мистер Фентон подумал, — и, наверное, ему можно простить эту мысль, — что в самом деле «Приходи! Арчибальд Фентон» достойное окончание письма и годится для любого адресата.

II

Мисс Эмили Гэдерс, пятидесяти четырех лет, сунула в рот кусочек ячменного сахара и поставила баночку на полку. Джордж Алфред Хикли, четырех лет, держал в руке кусок побольше. «Закрой дверь, Джордж, будь умницей», — попросила мисс Гэдерс. Джордж Алфред Хикли закрыл. Он всегда был готов закрыть дверь, чтобы можно было снова открыть ее и при этом зазвенел бы колокольчик. «Не надо, Джорджи, не надо!» — твердо сказала мисс Гэдерс после третьего звона, и Джордж Алфред Хикли, сочтя, что она, возможно, права, оставив дверь открытой, снова вышел на солнышко с видом человека, у которого так или иначе есть ценная вещь. Но тут произошли некоторые события. Подъехал автомобиль, остановился, из него вышел человек, взял пакет и направился к почте. Джордж Алфред Хикли посасывал свой ячменный сахар и ждал.

— Привет, Томми, — добродушно сказал мистер Фентон. — Что, ячменный сахар? — спросил мистер Фентон и, не получив ответа, добавил: — Отлично! — и нежно потрепал Джорджа Алфреда Хикли по головке.

Затем, чувствуя, что принял достаточное участие в деревенской жизни на сегодня, он вошел в дверь и закрыл ее за собой. Джордж Алфред Хикли открыл дверь, чтобы мисс Гэдерс знала, что кто-то пришел…

— О Господи, — произнесла мисс Гэдерс, быстро проглотив сахар, — да ведь это мистер Фентон! Вы наш гость, мистер Фентон.

— Доброе утро, — весело сказал Арчибальд, потому что утро и в самом деле было прекрасное, а Джулия становилась все ближе с каждой минутой. — Отправьте, пожалуйста.

Он вручил ей пакет, и начальница почтового отделения занялась своим делом.

— Можно сказать, собрались всем кланом, — лукаво сказала она, продолжая писать.

— Простите?

— Ваш брат снова у Бассеттов, не так ли, мистер Фентон?

— О! — холодно произнес Арчибальд.

— И ваша сестра, как я поняла.

— Моя сестра?

— Мисс Наоми. Она была здесь, звонила по телефону. Очень романтично. Ее подруга растянула лодыжку, я бы сказала, а потом она обнаружила, что брат совсем рядом.

Мисс Гэдерс весьма здраво смотрела на свои обязанности начальницы почты. Она была последним человеком, могущим обмануть доверие; но если ей случайно доводилось услышать телефонный разговор, или увидеть почтовую открытку, или она неизбежно оказывалась посвящена в содержание телеграммы, она относилась к этому с большой терпимостью. Например: когда миссис Тревор из Раунд-хауса поехала в родильное отделение в Лондон (и в самую пору), и пришла телеграмма «Диана-Мэри появилась на свет сегодня утром все благополучно», и когда через пять лет Диана-Мэри пришла сюда со своей няней и попросила круглых леденцов на пенни, разве можно было отказаться обслужить ребенка по той причине, что узнал о его существовании по службе и с обязательством сохранения тайны. Следуя этой линии рассуждений до логического конца, можно понять, что, если мисс Наоми Фентон или кто другой звонит миссис Бассетт или кому бы то ни было еще, а миссис Бассетт или кто бы то ни было еще хорошая знакомая (так оно и было) этого человека и, естественно, изложит все детали разговора при следующей встрече, когда бы она ни произошла, в таком случае практически, и относясь к делу с большой терпимостью можно считать, что эти сведения почерпнуты не при служебной оказии, а получены естественным путем от хорошей знакомой миссис Бассетт, но, разумеется, если бы разговаривали два чужих человек, дело выглядело бы совсем по-другому.

— Очень романтично, — повторила мисс Гэдерс, — но, я думаю, вы уже все об этом знаете от них самих. С вас ровно восемь пенсов, мистер Фентон.

Мистер Фентон ничего об этом не знал. Он никогда не видел телеграммы «Глория Наоми появилась на свет сегодня утром все благополучно», из которой можно было бы понять, что у него появилась младшая сестра. Ему стало интересно.

— Нет, я ничего не слышал, — сказал он. — Когда это было?

— Вчера. В обеденное время.

— И она здесь?

— Я так поняла, мистер Фентон. Так, — объяснила мисс Гэдерс, несколько предвосхитив события, — миссис Бассетт мне сообщила.

— Надо поехать навестить их, — решительно сказал Арчибальд.

— Уверена, они будут очень рады вам, мистер Фентон.