Очень недолгая сенсация - [19]

Теперь вперед, вперед и вперед. Она прошла вдоль излучины реки, не дальше, и застыла как вкопанная. Негромко вскрикнула. Привалившись спиной к дереву, дремал самый непривлекательный человек, какого ей доводилось видеть в жизни. Рядом стояли его башмаки.

Услышав вскрик, он открыл глаза.

— О-о-о, — медленно произнес непривлекательный человек, — две чертовы девицы…

Дженни не могла стронуться с места. Сердце ее нелепо билось в самом горле. Это было глупо, ведь она дочь солдата, не просто солдата Манчестерского полка, а настоящего Гусара. Смелее, Дженни, говорил он. Или это Глория Харрис так испугалась?

Она храбро приветствовала незнакомца.

— Добрый вечер, — произнесла она, сглотнув.

— Одна чертова девица, — поправился Бродяга.

— Доброго вам вечера, — сказала Дженни с интонацией человека, который собирается уходить. И сделала шаг вперед.

— К чему такая спешка? — спросил Бродяга.

Дженни знала к чему, но сочла, что было бы невоспитанно объяснять причины спешки. Она сконфуженно улыбнулась и остановилась.

— Братство чертовой дороги, — произнес Бродяга и, развивая тему, добавил: — Корабли ночью идут мимо. — Он немного помолчал и объяснил: — Чертовой ночью, — на случай, если Дженни не поняла.

Она уже видела его где-то раньше: не то на сцене, не то на страницах «Панча». Нос и глаза воспалены, трехнедельная щетина, руки в жутком состоянии, из носков торчат пальцы… и все же, все же… каким-то образом сквозь спутанные волосы, падавшие на лицо, пробивалось — что-то. Что-то живое, человеческое, приветливое; или могло пробиваться, когда он был трезв.

— Сесть! — скомандовал Бродяга с неожиданной силой.

Дженни робко села.

— Встать!

Дженни встала.

— Делай что хочешь, — сказал Бродяга, устав от собственной власти. Он закрыл глаза.

Дженни села. Сейчас или никогда. Если она сейчас испугается, то может с таким же успехом возвращаться в Лондон. Но бояться глупо. Она, Гусар и Уотсон — их трое против одного. Она сняла шляпу…

— Знаешь, что я съел за сегодня? — спросил Бродяга, не открывая глаз. И сам ответил: — Два чертовых каштана.

— И все? — спросила Дженни.

— Два чертовых конских каштана.

Дженни сказала, что всегда думала, каштаны созревают не раньше сентября.

— Созревают? — презрительно переспросил Бродяга. — Два чертовых коня… — Он на минуту замолчал, словно не был уверен в том, что произнес, и поправился: — Чертовых конских каштана.

— Хотите шоколада?

— Нет, — уверенно ответил Бродяга.

Снова молчание. Кругом, у этой маленькой речушки, все было так мирно, и Дженни решила, что теперь она никого не боится.

— Два чертовых конских каштана… — пробормотал он, — я спросил ее: «Это дорога в Рай?», и она ответила… — Вдруг он открыл глаза и крикнул: — Встать!

— Почему? — смело спросила Дженни, не трогаясь с места.

— Потому что ты сидишь на чертовом гнезде.

Дженни с криком вскочила.

— Садись, — сказал Бродяга, — это ложная тревога. — Он пробормотал: — Чертова девица. — И снова закрыл глаза.

— Я сейчас уйду, — строго сказала Дженни, — если вы не будете вести себя должным образом.

Она снова села, чуть подальше, уверившись перед этим, что под ней не окажется никаких гнезд.

— У меня жена и шесть голодных детишек, — пробормотал Бродяга, — не будь жестокой. — Он взмахнул рукой, словно прощаясь. — Семь, — поправился он. — Я позабыл о чертовом Орасе.

— А как зовут остальных? — спросила Дженни.

— Каких остальных?

— Остальных шестерых.

— Шестерых кого?

— Шестерых детей.

— Чьих детей?

— Оставим это, — сказала Дженни.

— Оставим, — согласился Бродяга, — и чертовых приставал. — Он поднялся и перешел к делу: — Сколько у тебя денег?

— Я… я не считала, — ответила Дженни. Она сунула руку под юбку — пистолет был на месте.

— Хватит на пинту?

— Пинту чего?

— Ох, уж эти чертовы девицы. Лучше дай сюда все, а я верну тебе то, что мне не надо.

— Нет, — возразила Дженни.

— Что значит «нет»?

— Я хочу сказать, не глупите.

— Послушай, — сказал Бродяга рассудительно, — ты же не хочешь, чтобы тебя задушили?

— Нет.

— А чтобы стукнули по голове?

— Нет.

— И не станешь ждать, пока я надену башмаки, чтобы двинуть тебя в живот?

— Нет. (А вдруг не сработает, не выстрелит!)

— Тогда давай деньги.

— Так не выйдет.

— А как?

— Если вы вежливо попросите и скажете «пожалуйста», я дам вам шестипенсовик. По пенни на каждого из членов вашей семьи.

— Какой семьи?

— Оставим это.

— Как насчет чертова Ораса?

Дженни поняла, что этот разговор ни к чему не приведет. Она вытащила пистолет из-за подвязок и спрятала за спиной. Затем встала, в левой руке у нее была шляпа.

— До свидания, — сказала она, — я ухожу.

— Сначала давай сюда деньги.

— Пожалуйста, не глупите.

Бродяга осторожно и с достоинством воздвигся на ноги.

— В башмаках или без них, — объявил он, — я задушу эту чертову девицу. — Он поплевал на ноги и заковылял к Дженни.

Мысленно обратившись к Гусару, Уотсону, мистеру Сандройду, Господу — «умоляю, пусть все получится как надо», — она навела на него пистолет.

— Уходите, — сказала она, — или я буду стрелять!

(Он отвратительно хохочет, он понимает, что ей не хватит смелости… Дженни ожидала услышать отвратительный хохот. Но хохота не последовало.)

— О-о, — произнес удивленный Бродяга, — у нее при себе чертов пистолет. — Он быстро шагнул назад, тяжело наступил на куст чертополоха, высоко подпрыгнул, чтобы не наступить на другой, и тяжело плюхнулся на землю. — Нет, нет, — сказал он, — ничего такого.