Очень Крайний Север - [31]
«Случилось что?» — забеспокоился Юрка, надел рубашку, скинул куртку и спустился. Картошка почти сварилась — оставалось заправить её тушёнкой. Серов открыл пару банок и вывалил их в варево. Может, конечно, что-то и произошло, но обед никто не отменял. Пока возился, прискакал Гришка.
— Бросай всё и пошли… — выпалил он.
— Ты чё… как угорелый? Чё случилось-то?
— А ничё не случилось, — переводя дух, закурил Гришка. — Собирайся давай…
— Нет. Несётся он, значит… — натягивая болотные сапоги, перечислял Юрка, — орёт, значит, руками машет. И «ничё» у него «не случилось»?
— Давай-давай-давай! Чего копаешься? — Гришка лихорадочно затягивался. — Готов? Пошли!
Ходить по болоту, даже если оно сухое, — сущее наказание! Ноги из-за моховых кочек приходится задирать до самых ушей. Полтора километра до озера они шли минут двадцать.
На озере, метрах в пяти от берега, на лодке плавал Сашка и расправлял только что поставленную сеть.
— П-привёл? — не поднимая головы, поинтересовался Сашка.
— Привёл-привёл. Как сетка?
— У-у-уже одного щурка вы-вытащил.
— Дурной какой-нибудь, — предположил Гришка и повернулся к Юрке: — Удочку бери, — он ткнул пальцем в двухметровый побег осины с мотком лески и крючком.
— А поплавок где? — Юрка недоумённо разглядывал «удочку». — Грузило?
— Они на хрен не нужны! — заржал Гришка, а Саша замахал руками: дескать, иди уже, Серов, не смеши.
Гришка, а за ним Юрка — прошли наискось от озера к ручью: то, что там ручей, Юрка знал по аэрофотоснимку.
— Смотри, — показал рукой Гришка, когда они вышли на берег, — видишь?
В ручье шириной метра в три и глубиной метра полтора-два, по центру, в прозрачной воде, навстречу течению, мордами к озеру стояла стая окуней. Небольших — с ладонь или чуть больше.
— Смотри дальше, — Гришка взял у Юры удочку, достал из ведра, что стояло на берегу, окушка, оторвал грудной плавник, нацепил на крючок и закинул снасть в ручей. Крючок понесло от озера — но через секунду несколько окуней кинулось к наживке, Гришка резко подсёк и вытянул из ручья окуня. — Видал? — снимая рыбу и бросая в ведёрко, восхищённо произнёс Гришка. — Ещё показать, или сам?
— Сам-сам, — Юрка выхватил удочку и нацепил на крючок перо окуня. — Ну… — закинул Юрка наживку… — раз! — на крючке трепыхался очередной окушок.
— Давай, развлекайся! — Гришка хлопнул Серова по плечу и ушёл заниматься сеткой.
За следующие двадцать минут Юрка поймал около полусотни окуней. Сначала он в качестве наживки использовал плавники. Потом ему надоело, и он попробовал слепня — на слепня окунь тоже клевал. Тогда он накрутил шерстинку. И на шерстинку клевал. Ему стало интересно, и он нацепил кусочек фантика от конфеты. На фантик дурной окунь тоже клевал! Не клевал он только на пустой крючок и на лист осины. Юрка доставал — не ловил, нет — доставал окуней ещё минут пять, потом смотал удочку, взял ведёрко и пошёл к мужикам.
— Ты чего?! — поднял голову Гришка, он сидел на корточках и вязал грузы к верёвкам.
— Да ну на хрен! Это не рыбалка… Это геноцид какой-то… — Юрка ткнул ведром. — Мы чего теперь с ними делать будем?
— Ты не пе-переживай, в с-с-сетку уже пара щучек по-попалась, — Сашка приподнял из лодки полуметровую щуку. — Так что бу… будем делать двойную уху.
— А картошку с тушёнкой? — приревновал Юрка.
— Картошку сейчас съедим, а на вечер уху сделаем, — Гришка затянул очередной узел. — Эх… Жаль, водки нет.
— Не трави душу! — почмокал Юрка. — А чистить будем?! — он ужаснулся, представив удовольствие чистки колючего окуня: в ведре его было не меньше шести десятков.
— Зачем? В марле выварим. Даже потрошить не станем.
— Ладно, давайте закругляйтесь, я пойду обед накрывать, — и Юрка пошлёпал в сторону «шишиги».
Вечером они приготовили уху. Что это была за уха! Вываренные окуни дали первый навар. В него они положили три щучьи головы и варили ещё минут пятнадцать. В конце Сашка добавил щучью икру, печень и сердца от этих и ещё четырёх пойманных щук. Гришка настоял на луке и картошке, но они уже не могли испортить вкус.
Допоздна хлебали уху, ковырялись в окунях и щучьих головах — благо освещение в кунге было всегда, — пока не насытились и не отвалились, как тот кот из мультфильма про блудного попугая.
— Да-а-а… — протянул Гришка, ополаскивая руки, — жаль всё-таки, что водки нет!
— Да… д-да хрен с ней, — заикался Сашка, разбирая ещё одного, уже пятого «последнего» окуня, — так бы водку пи… п-пили, а так у-у-уху ели. Это же совсем другое у-у-удовольствие! — и сходу тыльной стороной ладони припечатал заблудшего осеннего комара. — До-дохлый уже зараза… — констатировал Сашка и сытый отвалился от стола.
Интермедия. Гнус
Вдруг откуда-то летит маленький Комарик,
И в руке его горит маленький фонарик.
…
Подлетает к Пауку, саблю вынимает
И ему на всём скаку голову срубает!
Муху за руку берёт и к окошечку ведёт:
«Я злодея зарубил, я тебя освободил
И теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться!»
(К. Чуковский, «Муха-цокотуха»).
Многие согласятся, что пусть уж лучше тысяча злодеев-пауков, чем одна сотня комаров или мух, даже совсем маленьких, с фонариками и женатых… Банально известно, что всю эту летающую нечисть бóльшая часть населения России на дух не переносит. И не только России.
