Ответа не было. Уорнер вел машину по узким улочкам, лавируя среди густеющих толп народа. Он остановился у «Кларендона», сказав:
— Вот ваша гостиница.
— Огромное спасибо. — Перри вышел. — Не зайдете ли ко мне что-нибудь выпить?
— Нет, спасибо. Я еду прямо домой, и меня могут еще вызвать на операцию. — Уорнер помолчал и потом добавил: — Удовлетворю ваше любопытство: фамилия его действительно Дринан.
Перри захлопнул дверцу и выпрямился.
— Что же, счастливый конец… — начал он. Но говорить было некому. Уорнер воспользовался случаем, отъехав задним ходом от обочины, и был уже далеко.
У своего дома он с удивлением увидел Тома Дринана, звонящего ему в квартиру.
— Вы ко мне?
— Да, сэр. Хотел попросить вашего совета.
— Совета? Тогда лучше вам войти.
Тому было тяжко искать помощи у человека, безнадежно любимого Лин… Но по здравом размышлении он решил, что Уорнер тут не виноват, а в том, что касалось его профессиональной репутации, для Тома не было большего авторитета. Он начал:
— Я знаю, что вы были так любезны, что дали ценные советы многим нашим врачам относительно будущей работы. Я хотел спросить, что вы думаете о работе медика в Африке?
— О работе для вас, вы хотите сказать? Тут многое зависит от того, куда вы собираетесь ехать. У вас уже есть что-нибудь на примете?
— Есть. — Том достал из кармана бумаги. — Вот здесь все документы для оформления на место представителя ВОЗ. Это в Адани, в Нигерии.
Уорнер взял бумаги.
— Далековато от Бродфилда, — заметил он.
— Я как раз и хочу этого, — открыто сказал Том. На мгновение их глаза встретились.
— Что ж, — Уорнер просматривал бумаги, — насколько я могу судить, у вас есть все требуемые качества, и, говоря в общем, я бы на вашем месте воспользовался этой возможностью и согласился, если возьмут. И еще опять-таки говорю вообще: если вы там проработаете хотя бы несколько лет, то почувствуете, как там нужна ваша работа, и вы получите опыт, который потом можно будет использовать, скажем, для специализации по тропическим болезням, если это будет вам интересно. Мой совет вам, Дринан: если можете, поезжайте. — Уорнер замолчал, закуривая сигарету. — Правда, прежде чем принять окончательное решение, вы должны подумать и о более конкретных вещах, например — о личных вопросах. Вам нужно четко представить себе, каково будет вам уехать из Англии — это во-первых; оставить здесь друзей и близких — это во-вторых.
— Собственно, по личным причинам я и стал думать об отъезде, — тихо сказал Том. — Я думаю, что взвесил все аспекты этого.
— Ага, так? Но ведь возникает еще и вопрос личного одиночества, когда вы там обоснуетесь. — Уорнер опять взял документы. — Тут написано, что предпочтение отдается неженатым мужчинам. Но я думал, что у вас есть какие-то планы в этом отношении? — Он не смотрел на Тома, задавая свой вопрос.
— Таких планов у меня нет, сэр, — ответил Том.
— Нет? Значит, вы не думали о женитьбе, прежде чем решиться на отъезд?
— Нет.
Наступило молчание. Потом Уорнер осторожно произнес:
— Пожалуйста, извините меня, но разве такое длительное отсутствие — предполагается ведь пять лет?.. — не будет ли это непомерным требованием к девушке, которая будет ждать вас?
— Конечно было бы, — Том наклонился вперед, гася сигарету в пепельнице, — если бы у меня была такая. Но у меня ее нет. — Он поднял глаза, и снова они встретились с глазами Уорнера, на этот раз сказав все, что не было произнесено.
Уорнер сказал:
— Понимаю. Наверное, я сделал поспешный вывод.
— Пожалуй. — Том поднялся из кресла. — Я вам сказал, что хочу уехать из Англии по личным причинам. Теперь вы знаете, в чем они заключаются.
— Вы не должны посвящать меня в подробности, — поспешно напомнил ему Уорнер.
— А неужели вы думаете, что я собирался? — Том резко повернулся к нему, испытывая внезапную душевную боль. — Неужели вы думаете, что любой человек — если он, конечно, не стонет от жалости к себе — станет признаться кому-либо, что его девушка полюбила другого? Думаете, это легко выговорить? Вряд ли мне захотелось бы поплакаться в жилетку — и особенно вам!
Уорнер нахмурился, потом подошел к младшему коллеге и положил ему руку на плечо. Он думал, что Том стряхнет его руку, но тот только пожал плечами. И грубовато сказал:
— Непростительно с моей стороны…
— Нет, все понятно. Послушайте, Дринан, я на несколько лет старше вас, и я не женат. Разве вам не приходит в голову, что я могу по собственному опыту понять, что испытываете вы?
— Вам тоже отказывали?
— Я любил, меня не любили в ответ. Незаживающие раны болят.
Том начал:
— Как-то я никогда не думал, что вы…
Но Уорнер, не слушая его, продолжал говорить, как бы думая вслух:
— Конечно, с клинической точки зрения раны мало-помалу заживают.
— То же самое можно сказать и по-другому — время все излечит, — угнетенно сказал Том. — Нет, наверное, мне нужно еще много времени, прежде чем я смогу поверить в это. Я никогда не забуду Лин… — Он тут же виновато замолчал, но один взгляд на застывшее лицо Уорнера сказал ему, что они оба уже давно знают, что говорят именно о ней.
Уорнер сказал:
— Я действительно сделал слишком поспешный вывод. Я думал, что вы и она обручились. Но если это не так и вам тяжело, я считаю, что вы поступаете мудро; уезжайте за границу. И поверьте, Дринан, некоторые раны заживают, не оставив рубцов.