Обжигающий фактор - [47]

— Эрик?

Он захлопнул папку, вскочил на ноги и принялся расхаживать по маленькому зальчику взад и вперед.

— Сукин сын!

— Что?

— Он даже не пытался найти, кто на самом деле виновен!

— О ком ты?

— Да о Рое Ренквисте! — рявкнул Эрик. — Гнуснейший ублюдок, каких я только встречал, и, кажется, тупейший…

— Послушай, Эрик, не то чтобы я его защищала, но у него были все основания заподозрить тебя. С точки зрения статистики…

— Вот только не надо о статистике, Куинн! Уж в чем, в чем, а в ней я смыслю. Если кто-то режет тебя на куски цепной пилой, немалый шанс, что это сделал тот, кого ты любишь, так ведь? Ну ладно, согласен. И признаю, что отчасти сам виноват в том, что стал таким удобным подозреваемым. — Он ткнул пальцем в сторону папки. — Но это… классический образец мышления, давшего миру темные века. Сперва сделать вывод, а потом подогнать под него доказательства. Немыслимо, просто немыслимо! Все линии следствия, не связанные непосредственно со мной, просто-напросто отсекались на корню. Он так цеплялся за все дерьмо, что обо мне накопал, что даже не слушал, чего я там говорю. Сидел себе да изобретал способ прижать меня к ногтю.

Эрик все же перестал вышагивать по залу и рухнул в кресло, хоть отчасти дав выход гневу.

— Неудивительно, что они никого не поймали. Тип, который убил Лайзу, мог бы дать в газеты объявление с полным признанием — Ренквист бы и ухом не повел.

Куинн положила папку на колени и пролистала, избегая смотреть на фотографии мертвого тела Лайзы Иган.

— Так, ты говоришь, тут ничего полезного нет? Ничего, что помогло бы нам?

— Абсолютно ничего хоть мало-мальски внятного.

Девушка переворачивала страницы, на миг останавливаясь на результатах анализов и кратких версиях и толком даже не вчитываясь. Наверняка же здесь есть, есть хоть что-то, что можно выцарапать, что можно пустить на пользу дела. Кто-то, кому она может довериться.

— И что мы имеем в итоге?

— Не знаю, — ответил Эрик. — Но Лайза мертва. Ровно так же, как час назад.

— Эрик…

Он словно не слышал.

— Эрик. Ну пожалуйста, посмотри на меня.

Когда он выполнил ее просьбу, лицо у него чуть помягчело.

— Я понимаю, что, по сути, ты ничегошеньки обо мне не знаешь. И не знаешь, чему верить. И все же я прошу твоей помощи.

У него был такой вид, будто он вот-вот встанет и уйдет. Куинн мысленно умоляла его не делать этого, и на сей раз, кажется, получилось. Молодой человек глубоко вздохнул и поудобнее устроился в кресле.

— Ладно. Итак, что мы знаем? — спросил он.

— А?

— Всегда начинай с того, что ты знаешь.

Не скрывая облегчения, Куинн вытащила из рюкзака несколько чистых листков и ручку.

— Хорошо. Что мы знаем? Мы знаем, что некто — один человек или несколько — насилует, мучает и убивает молодых женщин по всей стране. И еще мы имеем компьютерную систему ФБР, нарочно искривленную так, чтобы покрывать этот факт.

Эрик словно бы снова ускользал в себя.

— Эрик! Ты еще здесь?

— Да. Ну хорошо. Так что мы можем уверенно предположить?

Вот это был уже вопрос потруднее.

— Что тут замешаны по меньшей мере двое.

— Почему?

— Те люди, которые на меня напали.

— А, ну да.

Куинн пропустила мимо ушей скрытый в этом коротком замечании скептицизм и продолжила:

— По крайней мере один из них очень умен и ловок, причем располагает большими возможностями. Им удалось не только исказить CODIS, но и пронюхать про мой визит к отцу, устроив так, чтобы мой автомобиль заглох в самой безлюдной части дороги. Отсюда также напрашивается вывод, что они имеют доступ к стоянке в Квонтико.

— Так, ты думаешь, они агенты ФБР, — заключил Эрик.

Девушка вытащила ручку изо рта и крупными буквами вывела на листе перед собой: «НЕИЗВ». — «Неизвестный».

— Так что мы о нем знаем? МО варьируется от убийства к убийству, что типично для преступника, усовершенствующего свой сценарий, но мы можем со всей вероятностью предположить, что почерк один и тот же…

— Что-то я за тобой не успеваю.

— МО — это «modus operandi», то, как именно преступник совершает свое преступление, всякие скучные подробности. Ну, например, проникает ли он обычно в помещение через окно или через дверь, носит ли перчатки. А «почерк» — это то, что именно он делает. Вот это обычно не очень меняется, потому что он делает то, что его возбуждает, иначе ему никакого смысла совершать преступления нет. В данном конкретном случае он их связывает, насилует и режет ножом, бритвой или чем-то в этом роде.

— Где ты всего этого набралась? Ведь вроде говорила же, что программист.

— Я… ну… прочла.

Эрик чуть заметно нахмурился, но ничего не сказал.

— Думаю, следует предположить, что всю картину в целом мы не видим. Едва ли убийство восемьдесят девятого года было первым.

— Почему ты так решила?

— Лаборатории отдельных штатов только недавно получили финансирование на ДНК-анализ старых дел. Так что на данный момент процесс доведен как раз до восьмидесятых годов. Возможно, тот факт, что первые наши доказательства по ДНК относятся как раз к этому периоду, — это простое совпадение, но я так не думаю. Полагаю, наш тип будет прослеживать, как продвигаются дела в этом направлении.

— При условии, что тогда брались образцы ДНК.