Обжалованию не подлежит - [45]

— Ты становишься каким-то ненормальным.

На следующий день повторялось то же самое. Он возвращался с работы измотанный внутренним беспокойством.

Несколько раз выговаривал себе: «Я скажу все, так будет даже лучше». У него был свой ключ, но всю эту неделю он предпочитал звонить. С нетерпением ждал, когда откроется дверь и он увидит ее лицо. Дверь открывалась. В передней был потушен свет. Это казалось ему плохим предзнаменованием. Она говорила: «Здравствуй» — и уходила к сыну. В ногах появлялась отвратительная слабость. На кухне, пригибаясь под гирляндой непросохших пеленок, Сергей садился за стол и снова ждал, когда придет она, наступит удобный момент, и вот тогда… Увы, но тогда ничего не случалось. Она возвращалась с сыном на руках. Сергей настойчиво заглядывал ей в лицо. Ее это смешило. Очень скоро он понимал, что его опасения напрасны. Она ничего не знает. Теперь, как нарочно, все мешало их откровенному разговору, а ему почему-то становилось легче. «Стоит ли, — спрашивал он себя, словно беспокоился, что передумает, и тут же торопливо отвечал: — Поживем — увидим, а пока не стоит».

* * *

Иначе быть не могло. Лена обо всем узнала сама. И Сашка тут ни при чем. Какое-то письмо, какая-то подруга. Да мало ли причин, удобных, случайных, обычных причин.

Директор отнесся к его идеям неопределенно. Похлопал по плечу и назидательно сказал: «Молодо-зелено. Мне бы ваши годы. Достаточно дерзко, однако спешить не будем».

При их разговоре главный инженер молчал, а когда директор ушел, громко высморкался и, не глядя на Сергея, буркнул:

— Ни к чему все это, Сергей Дмитриевич. Суета.

Надо бы смолчать, но Сергей не выдержал:

— Вас послушай, в болоте сидеть — высшее наслаждение.

Заместитель скорчил болезненную гримасу, левый глаз его невпопад дернулся, а затем тоном невыспавшегося человека сказал:

— Мальчишка, сопляк. Тебе союзники нужны, а ты врагов плодишь.

От столь неожиданного назидания Сергей оторопел, а когда надумал что-то ответить, Шухов уже вышел. Идеи, которые еще вчера казались ему гениальными, разом поблекли, и воспоминания о них вызывали в душе лишь чувство тоскливой досады.

Он уже готов был пожалеть, что напросился на этот разговор с директором, и вообще стоило ли переезжать именно в этот город, и уж совсем преждевременна его буйная радость в связи с назначением на новую должность. Он искренне считал себя человеком несчастным. Порой ему даже хотелось заплакать, и Сергей непременно заплакал бы, не крутись кругом люди, со своими идеями, со своими заботами, от которых никак нельзя отмахнуться. Вспоминать в такой момент о встрече с Сашкой было совсем некстати, но именно сейчас подобные мысли лезли в голову, отчего Сергей еще больше мрачнел. В конце концов, принимать или не принимать новинки, предложенные главным механиком, — это право директора, в таком случае смешно обижаться. То, что кажется тебе открытием, дли них не более чем еще один изобретенный велосипед. Эстакада — это, пожалуй, действительно современно и даже дерзко. Директор же сказал так: «Но ты не подумал, может, легче проложить триста метров дороги…» Тебя спросили, если сделать иначе? Что ты ответил. Ничего. Развел руками. Дескать, специализация на ремонте необходима. Подумаешь, удивил. Еще семь механиков широкого профиля. А где их взять? На схемах все достаточно убедительно. Но… Ах, боже мой, он же ни на что не претендует. Если они рассчитывают в его лице иметь еще одного оперативного исполнителя? Ну нет, ошибаетесь.

Сергей небрежно скатал чертежи и забросил их в шкаф.

— Черт с ним!

— Не чертыхайтесь. И вообще уменье обуздать собственные чувства — редкое качество и потому очень ценное.

Василий Шухов, он же главный инженер городской автобазы, вошел в кабинет главного механика без стука.

— Как я и предполагал, кабинет кажется вам тесным, вы сожалеете, что под руками нет посуды, которую можно грохнуть об пол, и вообще вы с удовольствием бы намяли кому-нибудь бока. Директор, бог с ним, думаете вы. Но главный, главный каков. Старая песочница, архаизм. Неоправданно, уже было, слишком обще.

Шухов так ловко передразнил сам себя, что Сергей невольно усмехнулся.

— Зря яритесь, молодой человек. Во-первых, я ваш непосредственный начальник, прошу об этом не забывать. Это, так сказать, официальная сторона вопроса. А теперь несколько слов о жизни. Сколько вы здесь работаете?

— Три месяца, — буркнул Сергей и отвернулся к столу.

— Вот именно, три месяца. Возможно ли, чтобы человек, абсолютно незнакомый ранее со спецификой производства, кроме того, имеющий возможность видеть отчетливо лишь одну его сторону, добавлю, и не успевший пока войти в курс дел собственных, не знающий квалификации кадров, по истечении трех месяцев предлагает реконструкцию производства в целом. Что это, гениальное провидение, логически доказанный эксперимент?! Молчите. Тем лучше. Я сам отвечу. Ни то и ни другое. Обыкновенная неопытность, помноженная на воспаленное тщеславие и, если угодно, болезненную самонадеянность. Я не претендую на ваши смелые мысли. Они были и останутся вашими. Но иногда следует подумать, так ли уж верны эти мысли. Попрошу вас учесть впредь. Уменье советоваться, слушать не исключает способности творчески мыслить. Вот так, мой дорогой.