Обжалованию не подлежит - [31]

Димка пожимает плечами: «Час от часу не легче. Ну при чем здесь твое детство?» Сашка по-прежнему улыбчив и безмятежен.

— Берегите нервы, Дима. Когда я замечаю в подворотнях наших домов расклешенных мальчиков с гитарами наперевес, мне невольно вспоминается детство… Наше детство. Было такое время, когда мы, салажистые пацаны, ошивались на базарах, со смаком горланили полублатные песни, и наши глаза лопались от восторга и зависти, если кому-то из нас выпадал случай достать рентгеновскую пленку с записью Лещенко.

Столь странные увлечения находились под строжайшим запретом и потому интриговали нас до отчаяния. Прошедшие все и все наши родители были неутомимы: сначала восстанавливали, потом строили, потом реконструировали, наращивали темпы. Они вечно были заняты, куда-то спешили. И мы привыкли к этому. Однажды, заметив нас, родители удивлялись до невероятности.

— Боже мой, — говорили родители. — В кого они, эти дети? — И, видимо, отчаявшись найти ответ, махнули рукой.

— Война, — говорили родители, и все списывалось на войну.

Помимо родителей существовали учителя. Они стыдили нас. «Это безнравственно, — возмущались учителя. — Романтика беспризорного мира погубит вас. Одумайтесь».

Все были полны желания оградить, запретить, воспрепятствовать.

И вдруг случилось чудо. Кто-то надумал сочинить иные песни. Они тоже записывались на рентгеновской пленке (просто не хватало пластинок), и их тоже продавали на толчке. И люди стали петь эти песни хорошие и простые. И очень скоро все забыли Лещенко. И ничего не надо было оздоровлять, причем и запрещать тоже.

— Это все мы, — сказали строгие педагоги. — Они вняли нашим призывам. Как важно понимать душу ребенка…

— Вы знаете, что он сказал на это?

Мы разводим руками.

— Он потер виски и спросил: «Мне надо забыть о детстве или разучить новую песню?..»

— Нет, — ответил я. — Тебе надо ее сочинить. И тогда незачем будет доказывать: «Я лучше Климова!» Твои работяги — неглупый народ: поймут. Настоящее всегда приходит на смену прошлому. Заставить полюбить настоящее не так легко. Его надо сделать лучше прошлого. Николай никогда не вернется на твой участок… Ты воюешь с тенью.

— Вот как, — сказал он. — А детство… Что делать с детством?

— Не забывать о нем. Ненормальности детства тем и прекрасны, что они были давно-давно и касались только нас. Ты щедрый человек. Ты делишься не только достоинствами, но и пороками.

— Значит, нажаловались?

— Дурак, — сказал я ему. — Тебя жалеют. На кулаке-то в пол-ладони мозоль.

— С чего ты взял?

— Стучишь ты им много. А от этого, Сергей Дмитриевич, не только слух, душа глохнет. Вот так.

Сашка зажмурился и с хрустом выпрямил пальцы.

— Ну, — не вытерпел Димка. — А он?

— Спасибо, — говорит, — утешили. Не было у меня духовного наставника. А теперь есть. Молодец. В одном, — говорит, — Александр Петрович, у вас промашка вышла. Паспорт я ой как давно получил и в опекунстве не нуждаюсь… Ясно? И еще одно. Привык сам жить с иконой — живи. А я человек современный. И пришел я на шестой участок не для того, чтобы жеванное кем-то проглатывать… Сам откусить смогу.

— Неужели не понял ничего?

Сашка смотрит на меня, зло сплевывает.

— Все-то он понял. Гордыня поперек глотки стоит. Потому и на стену лезет.

— Думаешь, озлобится?..

— Поживем — увидим, Димка. Да и ждать недолго.

28 августа

Об отпуске первым вспомнил Сергей. Кажется, это было в воскресенье. Он подошел к окну, значительно потер стекло и вдруг сказал:

— Лето кончилось.

Разговор об отпуске мне неприятен. Он прав, уже осень. В этой кутерьме лето пролетело слишком быстро.

— Куда? — машинально спрашиваю я.

— Хоть к черту. Лишь бы подальше отсюда.

— Значит, на юг, — уточняю я.

— Можно и на юг. Опять же рабочий класс. Вроде как положение обязывает.

— Хорошо бы дождаться заключения областного суда, — бросает Сашка.

— Хорошо бы, — передразнивает Сергей. — Только тогда и осень пройдет.

— Тоже верно, — соглашается Сашка и выходит на кухню.

Остается мнение Димки. У нас такой закон — по любому поводу должен высказаться каждый.

Сергей гладит майки, когда, бренча эспандером, является Димка. Заметив пачку собранного белья, Димка выжидательно покачивается на носках, а затем не без издевки замечает:

— Правильно. Нервные клетки не восстанавливаются. Их надо беречь. Так что, греби, там фрукты дешевле.

Коля это умел лучше меня. Он сразу находил щель, откуда начинало сквозить. А я нет.

Сергей уехал через день. С путевкой все было решено заранее. Неожиданность? Будем считать — да.

Мы разглядываем опустевшую комнату и молчим. Все необходимое сказано, остается только думать.

Областной суд ответил отказом. Вечером пришел комендант и привел парня.

— Новый жилец, — пояснил комендант, оглядывая нас по очереди. — Коечка пустует — непорядок.

Против парня мы ничего не имели. Однако комендант — сволочь.

12 сентября

На деревьях появились рыжие подпалины, отчего парк стал дырявым и рябоватым. Потерял упругость лист. В квартирах запахло яблоками и брусничным вареньем. Упал в цене гриб — пять красноголовиков за двугривенный; дождливые капли больно бьют по носу, ресницам, губам. Сентябрь.

Через два дня у него день рождения. Николаю — двадцать пять. Всего или уже? Лучше, когда всего.