Обжалованию не подлежит - [5]

— Неужели можно в наше время убить человека за какие-то гроши?

— За гроши? — вскинул брови Нуруллаев. — Как прикажете понимать вас? — Он стоял у сорванной двери, широко расставив ноги, словно приготовился к защите.

— Как? — переспросил председатель. — Обыкновенно. Кому нужны деньги? Разве мы мало получаем?

— Гм... — Нуруллаев снова посмотрел на председателя. — Сколько было в кассе денег?

— Не знаю... Сейчас придет кассир...

Зафар молча вошел в помещение и замер в раздумье, пытаясь сразу понять, что произошло здесь минувшей ночью. Вслед за ним вошли прокурор и председатель колхоза. Цой и Азимов остались на месте, у двери, будто стражи, перегородив коридор. Они не смотрели друг на друга; неясная скованность, неожиданно появившаяся, держала обоих в невидимой паутине.

Комната, где стояли сейф и стол, была небольшой, продолговатой, с одним узким окном, выходившим в сад. У окна, справа, стоял однотумбовый письменный стол, слева чернел высокий металлический сейф, покрашенный темно-коричневой краской. Сейф был открыт. Из его четырехугольного зева выглядывали бумаги и папки. Одна папка слегка покачивалась, лежа на острие зева. Было непонятно, как она не падала на пол.

— Значит, вы не знаете, сколько денег было в кассе? — нарушил молчание Зафар.

Председатель не успел ответить. Вошел кассир Арал Байкабулов. Это был молодой жилистый мужчина лет двадцати восьми с черными глазами, с худым смуглым лицом, покрытым густой жесткой щетиной. Он остановился у двери, увидев в помещении кассы людей в милицейской форме и сейф с распахнутыми дверцами. Его невысокий лоб покрыли мелкие капли пота.

— Что же это, а?

— Наверное, вы ответите нам, что же это? — сказал Цой.

Он вошел в помещение кассы вместе с Азимовым сразу, как только вошел Арал Байкабулов, слегка кривя тонкие губы. От скованности, которая только что мучила обоих, не осталось и следа.

— Я?

— Может, я?

— Почему вы?

Байкабулов закрутил головой, стараясь угадать в прибывших старшего, затем задержал взгляд на майоре. Зафар жестом остановил Цоя, пытавшегося снова что-то сказать, и обратился к кассиру, незаметно следя одновременно за председателем колхоза.

— Что было в сейфе?

— Что? — переспросил Байкабулов. Он будто очнулся от тяжкого сна. — Бумаги. Деньги. Я вчера получил зарплату... Украли? Нет-нет, этого не может быть. Я получил много.

— Сколько?

— Много, — повторил Байкабулов. — Часть роздал. Осталось около двадцати тысяч. Девятнадцать тысяч семьсот, кажется. У меня не укладывается это в голове.

— Когда вы ушли отсюда?

— Часов в восемь.

— Вечера?

— Разумеется.

— Кто был в это время с вами?

— Я был один.

— Вы никого не подозреваете в преступлении?

— Нет. — Байкабулов взволнованно огляделся.

— Подозреваете! — сказал Цой.

— Не-ет!

— Вы не волнуйтесь, — заметил Нуруллаев. — Говорите спокойно. Может быть, вас что-то тревожит?

— Ничего... Ничего не тревожит меня... То есть я, наверно, не то говорю, — взглянул Байкабулов на Зафара.

— Будьте самим собою, — усмехнулся Цой. Он вел себя самоуверенно, вмешивался в разговор, не понимая, что это нетактично.

Байкабулов по-прежнему нервничал:

— Вы не верите мне? Почему? Я ни в чем не виноват. Ни в чем, слышите? Не зря, очевидно, говорят, что в милиции работают сухари... Я не брал этих денег. Вообще, никаких не брал! Я ни в чем не виноват!

— Перестаньте! — сказал Зафар. — Вас никто не обвиняет!

Байкабулов судорожно хватал воздух ртом, должно быть, снова хотел что-то сказать, только раздумал или не осмелился. Он потоптался на месте и сел на стул.

Зафар подошел к сейфу. Однако ни к чему не прикоснулся.

Около Зафара остановились Нуруллаев и Азимов. Цой не отходил от Байкабулова. Байкабулов нервно ерзал на стуле, несколько раз пытался завязать разговор с председателем колхоза.

В окно лился тусклый дневной свет. Он слабо освещал помещение кассы. Словно хотел скрыть следы преступления.

Вошел Гришин.

— Все в порядке? — повернулся к нему Нуруллаев.

— Относительно.

— Займись кассой.

— Хорошо.

Денег в сейфе, естественно, не оказалось.

Работники милиции и прокуратуры искали на сейфе другое — следы людей, совершивших преступление, так как от этого зависел успех расследования.

— Слава, посмотри-ка сюда!

Цой подошел к Зафару.

— Следы?

— По-моему, следы, — указал Зафар на слабые узорчатые отпечатки, видневшиеся на дверце сейфа.

Цой взял лупу.

— Следы... пальцев... правой руки.

Следы принадлежали не одному человеку, это было видно без лабораторной проверки, однако утверждать, что среди них могли оказаться отпечатки пальцев преступника, было пока нельзя, потому что они могли принадлежать кому угодно. К сейфу в течение вчерашнего дня прикасались многие люди: во-первых, сам Байкабулов, во-вторых, уборщица и сторож, в-третьих, председатель колхоза. Не было сомнения также, что на сейфе мог оставить следы еще кто-нибудь: к Байкабулову свободно заходили друзья.

— Твое мнение? — посмотрел Нуруллаев на Зафара.

— Я еще не имею своего мнения, — отошел Зафар к окну. — Может, нас чем-нибудь порадует Арал Гильмутдинович? Мне кажется, ему хочется о чем-то сказать нам?

Кассир быстро потер щеки длинными пальцами.

— Я ничего не знаю. Напрасно вы думаете, что я что-то знаю. Клянусь именем своей матери!