– Ну, лучше чем ничего, – я подполз к двери и постучал, – Есть кто-нибудь?! Вы меня слышите?! – Крикнул я и прислушался.
Не услышав ни звука за дверью, я постучал еще раз.
– Мне нужна помощь, у меня открытый перелом!
В ответ – тишина.
Через какое-то время в самом низу двери открылась еще одна створка, которую я сначала и не заметил, через нее кто-то просунул тарелку с какой-то баландой. То была овсяная каша, а сверху лежал ломоть черствого хлеба.
– Вот те на…У меня кровотечение! Мне его кашей останавливать что-ли?
И вновь никто мне не ответил.
Тогда я взял тарелку, и, попробовав на вкус содержимое, с силой швырнул ее в стену.
Пока каша стекала со стены, я, выругавшись, заполз на кровать, используя только руки, и перевернулся на спину.
– Здесь хотя бы кормят…
Я снял рубашку, разорвал ее и перемотал ногу чуть выше перелома. Лежа на кровати и глядя в окно, за которым, казалось, не было ничего, кроме непроглядной тьмы, я погрузился в полубессознательное состояние.
Ты ведь понимаешь, что ты бы никогда не смог убить его?
«Ни черта я уже не понимаю».
Таким образом, ты бы не смог получить эту должность. Понимаешь?
«Нет. Не понимаю. Мне плевать».
Нет, тебе не наплевать. Слушай сюда. Такие как он всегда будут впереди тебя, как бы ты не рвал свой зад.
«Ой! Заткни свою пасть»…
***
Так я и лежал, беседуя с самим с собой, бесконечно долгие часы, а может быть даже вечность, пока не услышал топот. Топот и гомон людей за дверью. Они нашли меня. Они бежали сюда, чтобы расквитаться со мной. Они стучали в дверь. Они топали. Что-то говорили. Каждый из них говорил что-то свое. Невозможно было различить, что именно. Но и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, о чем речь. Они вываливали на меня всю свою несостоятельность, все свои неудачи: комплекс неполноценности, ловко прикрытый нарочитой самоуверенностью; завуалированную недалекость; лицемерное раболепие; бутафорскую важность; подавленную агрессию; долги по кредитам; лишний вес; сексуальную неудовлетворенность; суицидальные наклонности; жестокость; эгоцентризм; жадность и скаредность; ненависть; боль и прочее, и прочее. В общем, стучали и топали вовсе не люди, но их призраки, которых они, как собственно и я, хоть и пытаются, но не могут убить.