Объясняя постмодернизм - [44]

Шрифт
Интервал

.

Следовательно, Первая мировая война должна чествоваться как катализатор для претворения этого будущего в жизнь. Военная экономика, созданная в 1914 году в Германии, писал Пленге, «первый опыт построения социализма, ибо ее дух – активный, а не потребительский – это подлинный социалистический дух. Требования военного времени привели к установлению социалистического принципа в экономической жизни»[233].

Поэтому поражение Германии в Первой мировой войне было разрушительным для правых коллективистов. Меллер ван ден Брук, человек несомненно принадлежащий к коалиции правых в Германии (истинный ариец) и беспощадный враг марксизма, подытожил поражение такими словами: «Мы проиграли войну с Западом: социализм потерпел поражение от либерализма»[234].

Сокрушительное поражение в войне и пораженческие настроения, пришедшие в Германию, способствовали стремительному успеху книги Освальда Шпенглера «Закат Европы». Шпенглер тоже был человеком правых взглядов. В книге «Закат Европы», написанной в 1914 году, но изданной только в 1918-м, Шпенглер предложил пессимистическое сочетание Гердера и Ницше, озвучивая темы культурного конфликта и упадка, утверждая, что долгая медленная победа либерализма на Западе была самым ясным признаком того, что западная культура, как и все культуры в конечном итоге, скатывалась к мягкости, вялости и в конце концов ничтожности. Все маркеры западной цивилизации, утверждал Шпенглер: демократическое правительство, капитализм и развитие технологий – были признаками распада. Превалировала «ужасная форма бездушного, чисто механического капитализма, который пытается овладеть любой активностью и подавляет каждый свободный независимый импульс и любую индивидуальность», и с этим ничего нельзя было поделать[235].

Книга Шпенглера потрясла Людвига Витгенштейна и глубоко тронула Мартина Хайдеггера. «Закат Европы» вывел Шпенглера в первые ряды немецких интеллектуалов.

Сразу вслед за успехом «.Заката Европы» Шпенглер опубликовал свой труд «Пруссачество и социализм» (1920). Переходя от культурной истории к политической теории, Шпенглер надеялся вырвать эпитет «социалист» из рук марксистов[236] и продемонстрировать, что социализм нуждается в национальной идеологии и сохранении естественного мира. Соглашаясь с марксистами, Шпенглер считал, что идеальное государство требует «организации производства и коммуникаций; каждый станет слугой государства».

И, соглашаясь с марксистами и в противовес мягким либералам, Шпенглер считал, что «социализм означает власть, власть и еще раз власть»[237].

Но в отличие от марксистов, которые были слишком рациональны и слишком увлечены технологиями, Шпенглер утверждал, что настоящий социализм будет органичным и укорененным в естественных ритмах жизни. Он был убежден в том, что марксизм разделяет ответственность перед капитализмом за создание искусственного и материалистического западного мира. «Все органическое умирает в тисках организации, – написал Шпенглер позднее в книге «Человек и техника» под влиянием Руссо. – Искусственный мир пронизывает и отравляет мир естественный. Сама цивилизация стала машиной, которая все делает или желает делать по образу машины. Мыслят теперь исключительно лошадиными силами. Во всяком водопаде видят только возможность электростанции. На кочующие по земле стада не могут смотреть без оценки привеса мяса, а на прекрасный предмет древнего ремесла первобытного народа не могут глядеть без желания заменить его современным техническим устройством»[238].

Шпенглер считал, что мы не можем вернуть утраченную взаимосвязь с природой, поэтому время социализма уже прошло. Но, подобно героям прошлого, мы должны смотреть в лицо своей судьбе стоически и без иллюзий: «Оптимизм – это трусость». Все, что мы можем сделать, как люди чести в мире бесчестия – это сохранять верность нашему долгу: «Терпеливо и без надежды стоять на проигранных позициях – таков наш долг. Стоять, как тот римский солдат, чьи кости нашли перед воротами Помпеи, погибшего, потому что ему забыли отдать приказ об отходе во время извержения Везувия. Вот величие»[239].

В то время как Шпенглер был пессимистом, другие мыслители правого толка все еще считали, что у настоящего социализма есть шанс. Эрнст Юнгер, вдохновленный Шпенглером, в свою очередь был источником вдохновения для некоторых из этих мыслителей. Юнгер был трижды ранен во время Первой мировой войны, но он вернулся домой с решимостью возобновить борьбу против декадентского западного мира. Война была проиграна, но через этот проигрыш можно было переступить. Юнгер писал: мы принадлежим «новому поколению, народу, закаленному и внутренне преобразованному пламенем, молотом и наковальней величайшей войны в истории»[240].

Другим мыслителем правых взглядов, который все еще верил в победу социализма, был Вернер Зомбарт, наиболее известный как выдающийся социолог и пламенный критик либерального капитализма. Будучи преданным марксистом на протяжении большей части своей карьеры, с приходом XX века Зомбарт переметнулся вправо. Но для Зомбарта это означало не отказ от социализма, а его укрепление. Зомбарт утверждал, что абсолютно необходимо «освободить социализм от марксистской системы»


Рекомендуем почитать
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Диалектический материализм

Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.


Иррациональный парадокс Просвещения. Англосаксонский цугцванг

Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.


Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.


Девять работ

Вальтер Беньямин – воплощение образцового интеллектуала XX века; философ, не имеющий возможности найти своего места в стремительно меняющемся культурном ландшафте своей страны и всей Европы, гонимый и преследуемый, углубляющийся в недра гуманитарного знания – классического и актуального, – импульсивный и мятежный, но неизменно находящийся в первом ряду ведущих мыслителей своего времени. Каждая работа Беньямина – емкое, но глубочайшее событие для философии и культуры, а также повод для нового переосмысления классических представлений о различных феноменах современности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Совершенное преступление. Заговор искусства

«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние.


Истинная жизнь

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Один из самых значительных философов современности Ален Бадью обращается к молодому поколению юношей и девушек с наставлением об истинной жизни. В нынешние времена такое нравоучение интеллектуала в лучших традициях Сократа могло бы выглядеть как скандал и дерзкая провокация, но смелость и бескомпромиссность Бадью делает эту попытку вернуть мысль об истинной жизни в философию более чем достойной внимания.


Монструозность Христа

В красном углу ринга – философ Славой Жижек, воинствующий атеист, представляющий критически-материалистическую позицию против религиозных иллюзий; в синем углу – «радикально-православный богослов» Джон Милбанк, влиятельный и провокационный мыслитель, который утверждает, что богословие – это единственная основа, на которой могут стоять знания, политика и этика. В этой книге читателя ждут три раунда яростной полемики с впечатляющими приемами, захватами и проходами. К финальному гонгу читатель поймет, что подобного интеллектуального зрелища еще не было в истории. Дебаты в «Монструозности Христа» касаются будущего религии, светской жизни и политической надежды в свете чудовищного события: Бог стал человеком.