Объясняя постмодернизм - [43]
«Всемирно-исторической личности несвойственна трезвенность, выражающаяся в желании того и другого; она не принимает многого в расчет, но всецело отдается одной цели. Случается также, что такие личности обнаруживают легкомысленное отношение к другим великим и даже священным интересам, и, конечно, подобное поведение подлежит моральному осуждению. Но такая великая личность бывает вынуждена растоптать иной невинный цветок, сокрушить многое на своем пути»[227].
Невинные цветы не должны противиться своему уничтожению. Всемирно-историческая личность действует, исходя из интересов целого. Такой особенный человек является воплощением государства, а государство – это будущее коллектива. И невинный цветок, даже будучи растоптанным, должен гордиться своим участием в этом большом процессе.
Предвосхищая Ницше, Гегель утверждал, что ни один невинный цветок не должен противиться деятельности всемирно-исторических личностей, «ведь всемирная история совершается в более высокой сфере, чем та, к которой приурочена моральность». Потребности исторического развития стоят выше, чем потребности нравственности, и поэтому «совесть индивидуумов» не должна быть препятствием для достижений исторических целей[228]. Попранная мораль достойна сожаления, но «нельзя с этой точки зрения предъявлять к всемирно-историческим деяниям и к совершающим их лицам моральные требования, которые неуместны по отношению к ним»[229].
От Гегеля к XX веку
Один из учеников Огюста Конта проходил обучение в Германии и посещал лекции Гегеля. Докладывая своему учителю о том, чем доктрина Гегеля отличалась от социалистических идей Конта, ученик взволнованно написал, что «совпадения имеют место даже в практических принципах, поскольку Гегель – защитник правительств, иначе говоря, враг либералов»[230].
В XIX веке среди коллективистов всех мастей остро стоял вопрос об истинном значении социализма, и среди них выделялись идеи Канта, Гердера, Фихте и Гегеля. Впрочем, ни один не был консерватором. Консерваторы XIX века выступали за возвращение или возрождение феодального устройства. Четыре наших героя, напротив, выступали за решительные реформы и отказ от традиционного феодального уклада. При этом ни один также не был и либералом в духе Просвещения. Либералы Просвещения были индивидуалистами, центр их политического и экономического притяжения тяготел к ограниченной власти правительства и свободному рынку. Наши герои, напротив, озвучивали темы убежденного коллективизма в этике и политике, призывающего индивидуальности пожертвовать собой ради общества, определялось ли это общество как человеческий род, этническая группа или государство. У Канта мы находим призыв к людям выполнить свой долг жертвы ради человечества; у Гердера мы находим призыв к индивидам найти свою идентичность в своей этнической принадлежности; Фихте требует, чтобы образование стало процессом тотальной социализации; а Гегель провозглашал тотальное государство, которому человек отдаст все, что у него есть. Для круга мыслителей, которые выступали в защиту тотальной социализации, «социализм» казался подходящим термином. Соответственно, многие последователи правого крыла коллективизма считали себя истинными социалистами.
Впрочем, термин «социализм» также использовался как ярлык для левых коллективистов, так что между левыми и правыми социалистами шли оживленные дебаты.
Этот спор не был только семантическим. И правые, и левые были антииндивидуалистами; и те и другие выступали за государственное управление наиболее важными процессами общества; и те и другие разделяли общество на группы, которые они считали фундаментальными для определения индивидуальной идентичности; представители обоих лагерей стравливали эти группы между собой в безвыходном конфликте; и те и другие поддерживали войну и насильственную революцию как средство достижения идеального общества. И обе стороны ненавидели либералов.
Противостояние правого и левого коллективизма в XX веке
Чудовищные события начала XX века стали камнем преткновения в борьбе между левыми и правыми за душу социалиста.
Первая мировая война столкнула Восток и Запад в первом страшном конфликте несовместимых социальных систем XX века. Ведущим немецким интеллектуалам правого фланга было ясно, что означало начало войны. Война уничтожит декадентский дух либерализма, обывательский дух лавочников и торговцев и проложит путь к победе социального идеализма.
Например, Иоганн Пленге, один из выдающихся специалистов по философии Гегеля и Маркса, также был человеком правых политических взглядов. Его знаковая книга «Гегель и Маркс» напомнила философам важность понимания Гегеля для понимания Маркса[231]. Для Пленге либерализм был коррумпированной системой, и поэтому социализм должен был стать социальной системой будущего. Пленге также был убежден, что первой социалистической страной будет Германия: «Поскольку в идеологической сфере Германия была наиболее последовательным сторонником социалистической мечты, а в сфере реальности – сильнейшим архитектором высокоорганизованной экономической системы, XX век – это мы»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Вальтер Беньямин – воплощение образцового интеллектуала XX века; философ, не имеющий возможности найти своего места в стремительно меняющемся культурном ландшафте своей страны и всей Европы, гонимый и преследуемый, углубляющийся в недра гуманитарного знания – классического и актуального, – импульсивный и мятежный, но неизменно находящийся в первом ряду ведущих мыслителей своего времени. Каждая работа Беньямина – емкое, но глубочайшее событие для философии и культуры, а также повод для нового переосмысления классических представлений о различных феноменах современности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Один из самых значительных философов современности Ален Бадью обращается к молодому поколению юношей и девушек с наставлением об истинной жизни. В нынешние времена такое нравоучение интеллектуала в лучших традициях Сократа могло бы выглядеть как скандал и дерзкая провокация, но смелость и бескомпромиссность Бадью делает эту попытку вернуть мысль об истинной жизни в философию более чем достойной внимания.
В красном углу ринга – философ Славой Жижек, воинствующий атеист, представляющий критически-материалистическую позицию против религиозных иллюзий; в синем углу – «радикально-православный богослов» Джон Милбанк, влиятельный и провокационный мыслитель, который утверждает, что богословие – это единственная основа, на которой могут стоять знания, политика и этика. В этой книге читателя ждут три раунда яростной полемики с впечатляющими приемами, захватами и проходами. К финальному гонгу читатель поймет, что подобного интеллектуального зрелища еще не было в истории. Дебаты в «Монструозности Христа» касаются будущего религии, светской жизни и политической надежды в свете чудовищного события: Бог стал человеком.