Объясняя постмодернизм - [13]

Шрифт
Интервал

«Все наглядно представляемое в пространстве или времени, следовательно, все предметы возможного для нас опыта суть не что иное, как явления, т. е. только представления, которые в той форме, в какой они представляются нами, именно как протяженные существа или ряды изменений, не имеют существования сами по себе вне нашей мысли»[41].

А о том, что существует независимо от наших мыслей, никто не знает и не может знать.

С точки зрения Канта, это была уступка, которую он с готовностью сделал, так как потеря науки оборачивается выигрышем для религии. Довод Канта в случае его успеха означал, что его «Критика» «на все будущие времена полагает конец всем нападениям против нравственности и религии, делая это с помощью сократовского приема, именно ясно доказывая незнание своих противников»[42]. Разум и наука теперь должны довольствоваться игрой с феноменами, что оставляет ноуменальный мир нетронутым и недосягаемым. Ограничение области возможного познания освободило место для веры. Ведь кто может сказать, что существует или нет там, в реальном мире?

Ключевые предпосылки Канта

Крайне скептические выводы Канта основаны на философских предпосылках, которые остаются предметом текущих споров постмодернистов и их противников. Большинство постмодернистов считают эти предпосылки обоснованными, а их противники не знают, как поставить их под сомнение. Но эти допущения нужно рассмотреть, чтобы избежать скоропалительных выводов, выдвигаемых постмодернистами. Поэтому стоит остановиться на них подробнее для дальнейшего исследования.

Первое допущение предполагает, что идентичность познающего субъекта является препятствием для познания. Это допущение неявно присутствует во многих формулировках: критики объективности настаивают на том, что разум – это не прозрачный медиум, это не чистое зеркало, в котором отражается реальность, и не пустой экран, на который окружающий мир проецирует себя. Допущение необходимо тогда, когда мы используем эти наблюдения для признания субъекта неспособным познать реальность. То есть допущение гласит, что познание реальности возможно только в том случае, если разум является прозрачным медиумом, чистым зеркалом, пустым экраном[43]. Иными словами, разум не должен обладать собственной идентичностью; сам по себе разум должен быть ничем, и каузальные процессы не должны вмешиваться в познание. То есть идентичность разума и его каузальные функции объявляются врагами познания.

Допущение о прозрачности разума неявно присутствует в аргументах об относительности и обусловленности восприятия, которые были частью проблематики, послужившей основой для развития философии Канта.

В аргументе об относительности органов восприятия предпосылка о прозрачности фигурирует следующим образом. Мы замечаем, что один человек называет предмет красным, тогда как другой видит его серым. Вызванное этим недоумение заставляет нас обратить внимание на то, что наши органы чувств воспринимают реальность по-разному. Однако это эпистемологическое замешательство возникает только в том случае, если мы считаем, что наши органы чувств не имеют никакого отношения к нашему пониманию реальности – что это понимание складывается как чистый отпечаток реальности на нашем прозрачном сознании. То есть такое предположение становится проблемой, только если мы полагаем, что наши чувства должны функционировать прозрачным образом (diaphanously).

В аргументе об обусловленности восприятия гипотеза о прозрачности приводит нас в замешательство тем, что опознавание предмета требует определенного состояния нашего мозга и существования чувственно обусловленной причинно-следственной связи между состоянием мозга и объектом реальности. Но это кажется странным только в том случае, если до этого мы предполагали, что понимание приходит непосредственным образом, что нужное состояние мозга каким-то образом возникает само по себе. То есть загадка каузального процесса восприятия становится неразрешимой, только если мы считаем, что наши чувства не обладают собственной идентичностью и являются прозрачным медиумом[44].

Таким образом, в аргументах, базирующихся на относительности и обусловленности восприятия, идентичность наших чувств видится препятствием для понимания реальности.

Кант распространил этот тезис на все органы сознания. Разум человека не прозрачен. Он обладает идентичностью – причинно-обусловленными структурами, которые ограничивают его область познания. Исходя из этого, Кант заключает, что человеку не дано познать окружающую действительность. Независимо от того, как мы представляем идентичность разума (согласно Канту, она заключена в формах чувственности и категориях), эти каузальные процессы блокируют нас. В модели Канта структуры разума существуют не для того, чтобы регистрировать и отвечать на структуры, существующие в реальности, а для того, чтобы накладывать свой отпечаток на ее податливую поверхность.

Но нужно задать себе вопрос: нет ли чего-то неправильного в том, чтобы считать наши органы сознания препятствием к осознанию[45]?

Второе ключевое предположение в рассуждении Канта гласит, что абстрактность, универсальность и необходимость не обладают законным обоснованием в нашем опыте. Это предположение разделял не только Кант, оно имеет долгую историю в традиционном философском вопросе об универсалиях и проблеме индукции. Однако Кант вслед за Юмом считал эти проблемы принципиально неразрешимыми в рамках реалистическо-объективистского подхода, и он легитимизировал это утверждение в дальнейшей истории философии. В случае абстрактных и универсальных понятий аргумент гласит, что невозможно объяснить абстрактность и универсальность эмпирическим путем, так как эмпирические знания конкретны и исключительны, свойства абстрактности и универсальности должны выводиться субъективным путем. Аналогичный аргумент в случае всеобщих и необходимых понятий гласит, что невозможно объяснить всеобщность и необходимость эмпирическим путем: так как эмпирические знания конкретны и исключительны, свойства всеобщности и необходимости должны выводиться субъективно.


Рекомендуем почитать
Проблемы жизни и смерти в Тибетской книге мертвых

В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.


Зеркало ислама

На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.


Ломоносов: к 275-летию со дня рождения

Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.


Русская натурфилософская проза второй половины ХХ века

Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.


Онтология поэтического слова Артюра Рембо

В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.


Ноосферный прорыв России в будущее в XXI веке

В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.


Наркокапитализм. Жизнь в эпоху анестезии

Что общего между изобретением анестетиков в середине XIX века, использованием нацистами кокаина и разработкой прозака? Все они являются продуктом той же логики, которая определяет новый этап современности – «Эпоху анестезии». Лоран де Суттер рассказывает, как наша жизнь теперь характеризуется управлением эмоциями с помощью препаратов, начиная от повседневного употребления снотворного и заканчивая сильнодействующими наркотиками. Химия настолько вошла в нас, что мы даже не можем понять, насколько она нас изменила. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.


Совершенное преступление. Заговор искусства

«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние.


Монструозность Христа

В красном углу ринга – философ Славой Жижек, воинствующий атеист, представляющий критически-материалистическую позицию против религиозных иллюзий; в синем углу – «радикально-православный богослов» Джон Милбанк, влиятельный и провокационный мыслитель, который утверждает, что богословие – это единственная основа, на которой могут стоять знания, политика и этика. В этой книге читателя ждут три раунда яростной полемики с впечатляющими приемами, захватами и проходами. К финальному гонгу читатель поймет, что подобного интеллектуального зрелища еще не было в истории. Дебаты в «Монструозности Христа» касаются будущего религии, светской жизни и политической надежды в свете чудовищного события: Бог стал человеком.


Истинная жизнь

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Один из самых значительных философов современности Ален Бадью обращается к молодому поколению юношей и девушек с наставлением об истинной жизни. В нынешние времена такое нравоучение интеллектуала в лучших традициях Сократа могло бы выглядеть как скандал и дерзкая провокация, но смелость и бескомпромиссность Бадью делает эту попытку вернуть мысль об истинной жизни в философию более чем достойной внимания.