Обвал - [18]

- Сам я не пойду, - ответил Эльби, - я останусь здесь. Если я сегодня уйду, то никогда уже не вернусь.

- И мы не пойдем, если не пойдешь ты, - зароптали сыновья.

- Вы пойдете. Вы молоды. Вы еще успеете вернуться.

- Как мы можем уйти, оставив тебя одного?

Это была самая тяжелая минута, минута расставания с семьей. Эльби понял, что может проявить слабость, и повысил голос:

- Вы - моя семья. Ваше дело исполнять любое мое указание. Пошли! Погоняйте животных. Хай! Хай! - прикрикнул он на мула, что стоял рядом с ним. - Двинулись! Пошли!

Сыновья, с детства приученные беспрекословно слушать повеления отца, нехотя сделали первые шаги.

- Дади… - дрогнул голос старшего, - люди будут упрекать нас, что бросили отца одного, почему ты навлекаешь на нас такой позор?

- Прекратит разговоры! - закричал Эльби. - Погоняй! Погоняй!

- Где Нани *? Нани где? - подняли переполох снохи. - Подождите Нани.

Оглянулся вокруг себя Эльби, жены он во дворе не увидел. Он быстрыми шагами направился к башне. Раскрыл дверь и на пороге замер от удивления: Хани сидела у камина, словно ничего и не случилось.

- Ты что задумала? Почему задерживаешь людей? - он придал своему голосу суровый оттенок.

- Я никого не задерживаю, Эльби, - ответила она, как всегда, спокойным голосом.

- Собирайся немедленно!

- Сегодня я не послушаюсь тебя, Эльби. Мы вместе прожили сорок один год, и ни разу я не возразила тебе. Сегодня не говори мне то, чего я не смогу сделать.

- Тебя ждут сыновья.

- Я вышла замуж за тебя. Сыновья появились потом. Я с тобой, Эльби. Не пойду туда, где не будет тебя. У супругов «колыбельки врозь, а могилки рядом», - говорили древние. Мое место рядом с мужем.

- Да сгину за твои беды, Хани! - взмолился Эльби. - Дети ждут. Собирайся! Не шутки шутить остаюсь я. Поторопись. Богу не понравится, если ослушаешься меня.

- Бог простит: я подавала бедным, соблюдала пост, творила намаз и держала язык - он это учтет. И ты простишь, Эльби: я тебе родила детей, чтила твоих родных, обслуживала гостей. Ты это не можешь забыть, Эльби.

- Хани!… - вырвалось у него. Слова застряли тугим горлом в горле. - Хани, ради Бога!

- Э, Эльби, ты же мужчина! Что я вижу?! Мы же с тобой готовимся к газавату *. А вдруг кто-то из детей это увидит. Пойди, отошли их, а я уже распрощалась с ними. Держись, Эльби, крепись! Будь сильным.

Широкой ладонью он утер навернувшиеся слезы, устыдился жены, и выскочил во двор.

- Уходите, мы остаемся, - промолвил он грустно.

- И Нани остается? - спросил средний сын.

- Остается.

Сын решительно двинулся к башне. Тогда Эльби положил руку на рукоять кинжала и грозно прорычал:

- Повернись назад! Уходите!

Больше никто не возражал. Нагруженные животные двинулись со двора, за ними - женщины и дети. Сыновья, что стояли в молчании, опустили головы, надвинули глубоко на глаза шапки и тоже поплелись в след.

Этот караван по узенькой тропке поднялся на вершину перевала.

Собака, что сидела на привязи под навесом, вдруг завыла прерывистыми рыданиями. Потом заревел скот, а за ним заблеяли овцы. И это продолжалось долго.

Эльби стоял посреди двора, скрестив руки на груди. Тело сделалось каменным.

На самой вершине перевала семья остановилась и оглянулась назад. По телу мужчины прошла судорога, а из груди вырвалось рыдание, подобное звериному рычанию. Или дать волю сердцу, или сдержать - тогда лопнет сердце. Но его спасла мать его огня *. Она спросила с порога:

- Эльби, ты совершил утренний намаз?

Мужчина отрицательно мотнул головой.

- Помолись, пока есть время.

Она была в том наряде, в котором переступила этот порог невестой.

Нагрудные украшения, шапочка и шифон сверкали в лучах восходящего солнца, вроде вся она была соткана из серебра и золота. Пораженный Эльби взглянул на жену - как мало что убавилось от ее красоты за эти сорок лет! Красота мало тает там, где жизнь супругов течет спокойно, согласно. Они так и жили. И потомство учили этому.

Пока Эльби творил намаз, Хани занялась приготовлением завтрака, как в дни своей молодости, до прихода в семью снох.

Они поставили шу * у окна башни и уселись завтракать вдвоем. Давно так не было. Ели спокойно, передавая еду друг другу, слов не произносили, разговаривали взглядами.

Потом Хани стала мыть посуду, а Эльби стал собирать свое оружие. Все принес, даже старый лук. К луку прилагались стрелы - перевязанный ремешком сноп. Этим луком его сыновья охотились на горных уларов, ранней осенью, когда птицы были упитаны.

Восемь ружей и два пистолета. Целый ворох оружия. Каждое огнестрельное оружие представляло свою эпоху. Особо выделялось старинное ружье с массивным восьмигранным прикладом. Это фитильное ружье. Оно приводилось в действие от зажженного трута. Когда-то это было славное и грозное оружие. Его приобрел прапрадед Эльби. За ним осуществлялся особый уход, потому-то и вид у него был совсем свежий. С ложа на ремешке свисал медный стаканчик-мерка. Засыпали мерку пороха, забивали туго пыжи, а потом - целую горсть картечи. Зарядил и приставил к стенке у бойницы, вставил в замочек сухой фитиль из трута. Рядом поставил три заряженные кремневки.

У другого окна поставил короткие казачьи однозарядные карабины. На стульчик положил патронташи для них. Пятизарядный карабин и новенькую солдатскую винтовку поставил у главного окна. Набил барабан револьвера.