Обсидиановый храм - [37]

для связи с сотовой сетью.

Филипов снова вдохнул аромат хвои. Смит этой ночью отправился в Катлер, свой лэптоп и одноразовые телефоны он надежно завернул в несколько слоев пластика для защиты от соленых брызг океана. Смит не был моряком, который мог бы желать совершить опасное морское ночное путешествие, поэтому Филипов тщательно его проинструктировал: первый помощник должен был продвигаться вдоль побережья, держась близко к берегу вне зоны серфинга. Ему может понадобиться мощный прожектор, который он отключит, прежде чем войдет в гавань.

Филипов наблюдал за его отплытием и слушал гул двигателя, пока тот не затих в темноте. Это был риск, но, опять же, необходимый. План был приведен в исполнение, и его уже не возможно было прервать. Они ничего не услышат в течение трех дней – может быть, четырех – не дольше.

Но это был хороший план. Филипов много раз пересматривал его у себя в голове, и экипаж обсуждал его до тошноты. Смит заселился бы в «Годерру» под маской мормонского миссионера. Он выглядел достаточно молодо, чтобы ему поверили. К тому же, у него – как и у всех членов экипажа – были при себе строгие классические костюмы: хрустящий, дорогой костюм был незаменимым аксессуаром в некоторых ситуациях при контрабанде наркотиков. А лучшим обстоятельством стало то, что Смит действительно был мормоном, или, по крайней мере, являлся им раньше. Так или иначе, он почти целый год отработал на миссионерской работе. Он знал, как использовать необходимый сленг при разговоре.

Три дня молчания. Будучи в Катлере, Смит, конечно же, не сможет с ними связаться. Но Филипов дал ему четкие инструкции о том, как реагировать на самые разнообразные ситуации в переговорах с ФБР. Он должен был придерживаться основного требования: если Арсено не будет в Венесуэле через неделю, то агент ФБР умрет. Легко и просто.

Филипов знал, что в подобных переговорах СОП[80] заставят власти настаивать на большем количестве времени и просить о мелочах, постепенно накапливая требования и просьбы, затягивая ситуацию и устанавливая господство над похитителями. Он не собирался попадать в подобную ловушку. Одна неделя. К тому времени, если они не увидят через «Skype» Арсено, стоящего перед статуей Симона Боливара на площади Боливара в Каракасе, Венесуэла – место, которое невозможно было подделать – тогда они вывезут в открытое море этого федерального сукиного сына, сбросят его за борт и покинут страну. Конечно же, если они все-таки получат подобное сообщение от Арсено, то они все равно выбросят его за борт.

Капитан верил, что блеф ФБР на этот раз не сработает. Он должен был строго следовать своему первоначально разработанному плану: быть решительным, последовательным, не сомневаться и, что бы ни случилось, окончательно и бесповоротно идти до конца. Переговорщики ФБР являлись отменными экспертами и чувствовали блеф. Если бы он проявил малейшую слабость, мельчайшие колебания, малейшую уступку к одному из их требований, все было бы кончено.

Опять же, Смит был тщательно проинформирован обо всем этом. У него были строгие приказы, и Филипов был в нем уверен. Возможно, в том, что Смит не мог связаться с командой, даже были свои преимущества: при связи с ФБР у него не было иного выбора, кроме как твердо стоять на своем. Между тем было крайне важно сохранить Пендергаста живым и здоровым в течение следующих семи дней, если ФБР потребует доказательства того, что он жив, перед тем, как выпустить Арсено.

Пока Филипов стоял в свете раннего утра, и звуки ветра, проносящегося сквозь еловые ветви над его кораблем, смешивались с обычным пульсом моря, бьющегося о скалы, он решил, что нет причин рассказывать пленнику о том, что они делали и что они еще собирались сделать. В любом случае, через неделю он будет мертв.

У Филипова был еще один источник беспокойства. Двое из членов экипажа – де'Хесус и Миллер – питали особенную ненависть к ФБР. Ни один из них не одобрил план. На собрании они оба настаивали на том, чтобы сразу же сбросить агента ФБР в море. Они проголосовали против плана обмена и разозлились. В ту же ночь Филипов поймал их обоих в трюме, пьяных в хлам, мочащихся на Пендергаста и очень громко смеющихся, после того, как они достаточно сильно его избили. Филипов был раздосадован, но ничего не мог сделать, чтобы наказать их. Разве что запереть выпивку. Фактически – и он должен был это признать – часть его радовалась, видя, как с высокомерного ублюдка сбивали спесь. И сбили ее достаточно сильно: от тяжких побоев он потерял сознание. Но капитану необходимо было сохранять мир и держать всех в узде еще семь дней.

Филипов был обеспокоен расшатанной дисциплиной. Но было кое-что еще, что беспокоило его еще больше: выражение глаз федерала, когда эти два пьяных идиота, проклиная и смеясь, осушали на него свои «шланги», перед тем, как де’Хесус окончательно вырубил его швартовным гаком. Отчего-то то, что капитан прочел во взгляде агента, внушало страх.

20

Старший специальный агент Руди Спанн провел рукой по своим растрепанным волосам и уставился на пакет с уликами, лежащий на его столе, внутри которого вместе с письмом и конвертом поблескивало чуть потертое золотое кольцо и странный, расплавленный с одной стороны медальон. У него были смешанные чувства по поводу этой посылки, которая, внезапно попав на порог Нью-Йоркского отделения ФБР, наделала много шума. Был похищен агент! Тем более, это оказался не простой агент, а А. К. Л. Пендергаст.