Обсидиановый храм - [18]

Это оказалась единственная фирма, которая все еще была открыта, но когда Проктор быстро пересекал четырехполосное шоссе – пустое в столь поздний час – ее внешние огни начали гаснуть один за другим.

Температура остановилась на отметке примерно в 100 градусов по Фаренгейту[33], а Оосвейер[34] – горячий ветер, который часто дул с побережья в это время года – осыпал его мелким песком, пока он шел. Низкие холмы Прогресса с трудом можно было рассмотреть с этого расстояния: то были лишь призрачные блики огней далекого города. Проктор взглянул на часы: всего лишь десять вечера.

Низкий, пухлый мужчина в помятых шортах и рубашке-хаки с застегнутыми карманами протянул за собой цепь перед главным входом в салон. Проктор слегка коснулся его плеча, и мужчина повернулся, заморгав от слепящего песка.

– Hoe gaan dit met jou?[35] – обратился он, окидывая посетителя взглядом сверху донизу, как это делают все продавцы по всему миру.

– Baie goed, dankie.[36] – ответил Проктор, – но давайте говорить по-английски.

Проктор гордился тем, что был экспертом по части чтения людских характеров. Даже сейчас – смертельно уставший, находящийся в глубоком потрясении, пораженный в самое сердце горем и истязавший сам себя за провал – он мог сказать, что с этим мужчиной было что-то не так. Он нервным жестом снова и снова пробегал рукой по волосам, в то время как ветер трепал их, и старался не встречаться с посетителем глазами. Все это вкупе с тембром голоса продавца говорило Проктору, что этот человек «не чист на руку» и от него не приходилось ждать правды.

Теперь продавец нахмурился.

– Ek vertaan nie.[37] – сказал он.

– О, вы меня прекрасно понимаете, мистер Керонда, – Проктор открыл свою дорожную сумку, и, как бы невзначай, сверкнул кучей денег.

– Мы закрыты, – отозвался мужчина, резко переключившись на английский без акцента.

– Давайте поговорим там, – и Проктор указал на небольшой, тускло освещенный сарай в середине площадки, который внешне выглядел, как офис.

– Мы… – начал снова Керонда, но Проктор толкнул его так, что вынудил руку мужчины отпустить створку ворот, а самого его заставил поспешить в сторону офиса.

Внутри здания Проктор мягко, но настойчиво направил владельца агентства к стулу, стоявшему за потрепанным столом, усадил его, а затем и сам устроился напротив.

– Я скажу вам только один раз, – начал он, – никаких игр. У меня нет на них ни времени, ни терпения. У вас есть информация, которая мне нужна. Сообщите ее мне, и вы получите вознаграждение.

Мужчина снова провел рукой по волосам и следом стряхнул песок со лба.

– Я ничего не знаю.

– Около полутора часов назад, – продолжил Проктор, – у вас был клиент.

Мужчина покачал головой:

– Никого здесь не было.

Проктор глубоко вздохнул.

– Пока я спрашиваю вежливо, но в следующий раз я буду вынужден применить силу.

– Мы закрылись несколько часов назад, – настаивал мужчина, – я задержался здесь допоздна, только потому что занимался оформлением документов…

Буря эмоций, которая медленно копилась в Прокторе – разочарование в том, что абсурдные действия Диогена ввели его в заблуждение, ненависть к самому себе за неудачу в деле обеспечения благополучия Констанс, ошеломляющее горе от известия о ее смерти – объединилась в раскаленный добела взрыв гнева. Но внешне он остался совершенно спокойным – за исключением внезапного, быстрого движения, подобного броску змеи. Схватив со стола большой нож для вскрытия писем, он глубоко погрузил его в левую руку мужчины, пронзив трапециевидную кость и вогнав лезвие наполовину его длины в деревянную столешницу.

Мужчина вытаращил глаза и открыл рот, чтобы кричать, но Проктор следующим молниеносным движением схватил с пола промасленную тряпку и засунул ее в рот Керонды. Он сильно зажал рукой челюсти мужчины, не позволив ему закричать.

Керонда извивался и стонал сквозь тряпку. Кровь начала просачиваться по граням ножа и стекать по пальцам на стол. Проктор держал мужчину в таком положении больше минуты, прежде чем снова заговорил.

– Когда я выну тряпку, – сказал он, – вы ответите на все мои вопросы. Если вы солжете снова, вам не поздоровится еще больше, это я вам обещаю.

Мужчина кивнул, и Проктор извлек кляп.

– Пусть Бог будет мне судьей, – запричитал мужчина, – я никого не видел…

Проктор взял с соседнего верстака с инструментами ржавое четырехдюймовое шило, схватил правую, все еще свободную, руку мужчины, с силой вытянул ее вперед, прижал к поверхности и пронзил шилом, тем самым пришпилив ее к столу, так же, как и левую.

В агонии Керонда закричал:

– Laat my met rus! Polisie![38]

– Никто вас не услышит, – покачал головой Проктор. Коротким резким броском прямо с места, на котором сидел, он выбил стул из-под Керонды. Тот буквально рухнул с него, и прибитые к столу руки сделали это падение еще более болезненным. Колени его ударились об пол, а руки резко вытянулись, что заставило Керонду громко завопить от боли.

Из своей сумки Проктор извлек нож «KA-Bar»[39] с черным зазубренным лезвием. Двумя быстрыми взмахами клинка он перерезал пояс мужчины и рассек молнию, а затем взял с верстака тяжелый набор плоскогубцев для обжимных хомутов.