Она повернулась:
– Я столько всего хочу сказать… Но не скажу. До свидания, Алоизий.
Пендергасту тоже много чего хотелось сказать, но в это мгновение он не мог найти слов. У него было такое ощущение, будто уезжает какая-то часть его, но он не в силах ничего с этим поделать. Он словно привел в движение некий двигатель, который, будучи раз запущен, не останавливается.
– Констанс, – выдавил он. – Есть что-нибудь, что я мог бы сказать или сделать?..
– Ты можешь любить меня так, как я этого хочу. Как мне это нужно.
Он не ответил.
– Тогда ты сам дал ответ на свой вопрос.
– Констанс… – снова начал Пендергаст.
Она приложила палец к его губам. Потом отняла палец, поцеловала Пендергаста. И, не сказав больше ни слова, села в «роллс».
Проктор закрыл дверцу, сел за руль, и машина медленно поехала по подъездной дорожке. Пендергаст дошел до самой Риверсайд-драйв. Он смотрел на машину, влившуюся в трафик направлением на север, смотрел, как ее габаритные огни медленно растворяются среди множества других. И пока он стоял безмолвной тенью, снег начал падать на его светлые волосы; он очень долго оставался неподвижным, а снег становился все сильнее, и его фигура медленно терялась в мутных сумерках белого зимнего вечера.
