Обсидиановая комната - [115]

– Он мой брат.

Лонгстрит смотрел на него, лишившись дара речи.

– Простите, – сказал Пендергаст. – Мы… семья.

– Семья?

– Наверное, нужно быть Пендергастом, чтобы понять. Я виноват в тягчайших преступлениях против моего брата. Он стал таким, какой он есть, по моей вине. И теперь я понимаю, что, если приму участие в его убийстве, я не смогу примириться с самим собой – в самом буквальном смысле этого слова. У меня не будет иного выхода – только покончить с собой.

Лонгстрит переводил недоуменный взгляд с одного брата на другого:

– Черт меня побери, это не лезет ни в какие ворота!

– Говард, прошу вас. Не убивайте моего брата. Он исчезнет, и вы никогда больше не услышите про него. Я даю вам мое слово.

Услышав это, Диоген саркастически, карикатурно рассмеялся:

– Да бога ради, не слушайте его. Убейте меня. Я хочу умереть. Ах, frater, скажи своему дружку, пусть нажмет на крючок.

С его губ сорвалось сдавленное рыдание, хотя смех и не прекратился.

– Он серийный убийца, – продолжал настаивать Лонгстрит. – И вы хотите, чтобы я просто отпустил его?

– Кукареку! – выкрикнул Диоген, брызнув в Лонгстрита слюной. – Кукареку!

– Поверьте мне: позволив Диогену жить, вы доставите ему гораздо больше муки, чем все, к чему может его приговорить наше правосудие. – Пендергаст помолчал. – И он больше не будет убивать, теперь я знаю это. Но решение за вами. Я вручаю его жизнь и мою в ваши руки. Констанс, прошу тебя, отойди.

Констанс помедлила секунду, но подчинилась.

Прошла бесконечно напряженная минута. Наконец Лонгстрит медленно опустил пистолет.

– Не могу поверить, что я делаю это, – сказал он. Он смотрел на Диогена, не скрывая ненависти. Потом сплюнул в песок. – Если я увижу тебя еще раз, мерзавец, ты покойник!

Пендергаст быстро подошел к Диогену, расстегнул на нем наручники, и тот мгновенно замолчал.

– Иди по мелководью к этим островкам, – скороговоркой сказал ему Пендергаст, – в самом ближнем ты найдешь каяк, привязанный к дереву в мангровой роще. – Он протянул ему свой рюкзак «Оспрей». – Здесь еда, вода, деньги и карта. Плыви к острову Джонстон. Не высовывайся. Когда все уляжется, вернешься в цивилизацию. Я не сомневаюсь, ты сможешь вернуться с хорошей историей и в новой ипостаси. И надеюсь, с новым взглядом на мир. Потому что Диоген Пендергаст умер здесь – в этом взрыве. Метафорически и в буквальном смысле.

Диоген помедлил немного, взял рюкзак и надел его. Он пошел к воде, сильно согнувшись, как будто на него давил гораздо более тяжелый груз, чем то, что лежало в рюкзаке. Он пошел по темной воде. Потом повернулся. Неясные очертания его фигуры подрагивали в темноте, словно призрак, лишенный тела.

– Ты сказал «умер»? Frater, ты абсолютно прав. «Я стал смерть»[52].

Он развернулся и исчез в темноте.

После долгого молчания Лонгстрит обратился к Пендергасту:

– Это было чересчур. Слишком чересчур. Вы заставили меня нарушить мою клятву и мою присягу федерального агента. – Он огляделся. – Думаю, здесь все закончено… и мы с вами, брат, тоже все закончили. – Он резко повернулся. – А что с ней?

Пендергаст тихо заговорил многозначительным голосом:

– Вы говорите о жертве похищения? Слава богу, нам удалось ее спасти. Констанс, агент Лонгстрит позаботится о тебе, доставит в больницу. Конечно, тебя будут допрашивать, и ты расскажешь все о твоем похищении.

– Я поняла, но… что будешь делать ты, Алоизий? – спросила Констанс, глядя на Пендергаста.

– Поеду домой. И буду ждать тебя там.

Пока они говорили, еще два «зодиака» с ревом подошли к пирсу, за ними – третий, все заполненные спецназом. Пламя вздымалось выше крон деревьев – главный дом был охвачен огнем, и Лонгстрит знал, что после взрыва гранат это было неизбежно. Люди повысыпали из «зодиаков» и побежали по пирсу, некоторые в сторону горящего дома, часть отсеялась и побежала вверх по откосу туда, где стояли Лонгстрит, Констанс и Пендергаст. Лонгстрит быстро надел наушники с микрофоном, включил.

– У вас все в порядке? – выкрикнул один.

– Все отлично, – ответил Лонгстрит. – Мы спасли похищенную. Констанс Грин. Она ранена – эвакуируйте ее на «зодиаке» прямо в больницу в Лоуер-Кис. Двух агентов поставьте на ее охрану.

– А объект? Что слышно о нем?

Лонгстрит помедлил секунду, работая челюстью.

– Ушел – как трус, – быстро проговорил он. – При нашем приближении взорвал себя и ушел в лучший мир. Взрыв был такой силы, что я сомневаюсь, найдем ли мы что-нибудь от него, разве что кусочек ногтя. Джентльмены, операция завершена.

Эпилог

Миссис Траск резвым шагом прошла по мраморному полу большого зала приемов в особняке на Риверсайд-драйв с перьевой метелкой в руке. Стоял один из тех обманчиво теплых дней в конце ноября, которые, кажется, обещают неминуемую весну, а не зиму. Солнечный свет доходил до земли, отфильтрованный древними небесами, золотил латунные ручки выставочных шкафов красного дерева, освещал предметы в них. Миссис Траск находила многие из этих объектов особенными, даже обескураживающими и давно научилась сметать пыль с витрин, не разглядывая их содержимого.

Зал этот выглядел теперь совсем по-иному, чем когда она вернулась из Олбани с радостным сердцем, несмотря на скорбь, вызванную смертью мистера Пендергаста: таинственная болезнь ее сестры, поначалу опасно осложнявшаяся, неожиданно прошла, так что доктора описывали случившееся почти как чудо. Но представить только: прибыв на Риверсайд-драйв, 891, она обнаружила не только пустой дом, но еще и желтую полицейскую ленту, натянутую в этом самом зале! Немедленный звонок другу мистера Пендергаста лейтенанту д’Агосте все разъяснил; лейтенант на следующее же утро приехал и лично наблюдал за снятием этой ужасной ленты. Кроме того, он сообщил ей удивительную и замечательную новость: мистер Пендергаст жив, он вовсе не утонул, а теперь просто, по своему обыкновению, расследует одно из своих дел. Нет никаких сомнений в том, что он появится в свое время, и, вероятно, скорее раньше, чем позже.