Общественная миссия социологии - [64]

Формула социального оптимизма – «заставить будущее свершиться» означает: а) то будущее, которое теоретически возможно (предсказуемо); б) теми способами, которые доступны праксеологически и оправданы нравственно.

2.5. Консенсус: образ устойчивого социума и метод его конструирования

Как известно, О. Конт был первым, кто обычному житейскому термину «консенсус» (лат. consensum – cоглашаться, согласовываться) придал категориальный статус и сделал его центральным понятием своей социологии. Консенсус, по Конту, – это механизм поддержания целостности любых организмов, в том числе и общества как социального организма, путем передачи энергетических, информационных и других импульсов от одной части к другим и координации их усилий, соучастия в обеспечении сохранности и развития целого. Таков объективный смысл данной категории. Субъективный смысл консенсуса возникает на рефлексивном уровне как понимание необходимости и готовности к поиску согласия преодоления конфронтации, конфликтности в малой группе, трудовом коллективе, обществе в целом.

Такое согласие, если оно есть, проявляется феноменологически в следующих формах: толерантность – терпимость к иным взглядам, верованиям, традициям, вкусам, обычаям и т. д.;

лояльность – соблюдение общих правил и норм совместной деятельности, стремление не вредить, не ухудшать положение других ради собственной выгоды;

солидарность – доверие, эмпатия, поддержка, взаимовыручка; гармония – полная согласованность взаимных ожиданий (двух индивидов, личности и коллектива, личности и социального института, общества в целом) на основе принципа дополнительности, единства ценностей и экспрессивных символов.

Нетрудно заметить, что все эти идеи Конта через некоторое время подтолкнули научные разработки в области теории систем, текстологии, социальной синергетики и др., и со временем ассимилированы ими. Возможно поэтому объективный смысл понятия «консенсус» к настоящему времени потерян, точнее, заменен другими терминами (например, «гомеостазис», «синергетический эффект» и др.). Что касается субъективного консенсуса, то его значение все еще недооценивается. Позитивизм относит его к метафизике по причинам затрудненности операционализации и измерения, скажем, той же гармонии; некоторые психологи усматривают в этом проявления конформизма, группового давления и т. д. Известный немецкий социолог К. Оффе в интервью В. Л. Иноземцеву отметил: «В качестве примера консенсуса можно привести положение из Целей тысячелетия ООН (так назывался один из фундаментальных документов ООН. – С. Ш.), согласно которому каждая развитая страна должна выделять 0,7 процента своего ВВП на нужды развития Третьего мира. Это некое общечеловеческое единение, распространяющееся по миру. У нас нет однозначного понимания, на чем основано это чувство долга, но оно существует»[262]. Автор подчеркивает, что консенсус – это не закон, и в данном случае он выполняется не всеми, активнее других в этот процесс включились скандинавские страны, хотя у них нет колониального прошлого или использования труда африканских рабов, т. е. чувства вины перед третьим миром. Действительно, международное сообщество демонстрирует эффективное сотрудничество по отдельным вопросам: помощь при землетрясениях и других природных катаклизмах, борьба с терроризмом и др. Вместе с тем по таким жизненно важным проблемам, как экологическая безопасность, устойчивость климата, преодоление финансово-экономического кризиса, разоружение, договориться не удается. Здесь, как и на локальных уровнях в регионах, достижение консенсуса часто тормозится подозрением в ущемлении интересов, низким уровнем доверия, неоднозначностью или непрописанностью процедур согласования. Думается, что затронутые в статье методологические аспекты в основном сохраняют свою актуальность и в настоящее время.

Сегодня, когда делегации властей и оппозиционных партий Беларуси при поддержке Консультативно-наблюдательной группы ОБСЕ приступили к поиску путей преодоления разногласий, вновь актуализируется популярный в конце 1980-х годов тезис о консенсусе. Тогда, к сожалению, согласия найти не удалось. Этому помешало не только различие интересов, но и недостаточно четкие представления об эвристических возможностях самого понятия «консенсус». Так, на первый в Советском Союзе референдум (1991 г.) был вынесен вопрос об «обновленном Союзе», реальный смысл которого был далеко не ясен населению. А ведь методически правильным мог быть только вопрос с естественными альтернативами: унитарное государство, федерация и конфедерация. В октябре 1990 г. Институт социологии НАН Беларуси провел опрос населения республики. Вопрос формулировался так: «За какое будущее Союза ССР Вы выступаете?» Ответы распределились следующим образом: 15,1 % – за сохранение существующего государства без изменений, т. е. как единого; 36,9 % – за реальную федерацию союзных республик; 48 % – за конфедерацию на основе нового договора[263]. Варианты 2 и 3 могли бы осуществляться постепенно и последовательно, что на то время устроило бы всех (ведь конфедерация была самой дерзкой мечтой).