Общественная миссия социологии - [186]
П. Бурдье предложил расширить эти идеи за счет культурного, социального и символического капитала(ов). Под социальным капиталом он понимал богатство социальных связей группового уровня. Поскольку капитал вообще есть «власть над полем в данный момент времени»[734], то социальный капитал проявляется прежде всего как «эффект клуба». Наиболее «избранные» и замкнутые пространства, отмечает автор, «могут обеспечить себе социальный и символический капиталы лишь с помощью «эффекта клуба», который вытекает из устойчивого объединения в недрах одного и того же пространства»[735]. Действительно, членство в каком-нибудь элитарном клубе дает преимущество связей, полезных знакомств, доступа к определенным благам и информации, которые усиливаются благодаря строгим правилам принадлежности (членства) и исключения чужаков, «не проявляющих всех желательных свойств или проявляющих одно из нежелательных свойств»[736].
Второй вариант – занятие определенного места и продолжительное посещение его законных обитателей. «Очевидно, – пишет Бурдье, – это случай социального капитала связей (в особенности таких привилегированных, как дружба с детства или с юношеских лет) или всех тех наиболее тонких аспектов культурного и лингвистического капитала, как манера держаться, акцент и т. д. Существует масса черт, которые придают особую весомость месту рождения»[737].
Третий вариант социального капитала Бурдье определяет через корпорации и ассоциации, задуманные, «чтобы утвердить сплоченность группы (с помощью периодических собраний и т. п.) и осуществлять свои материальные и символические интересы»[738]. Казалось бы, сюда можно отнести и партии, но им автор оставляет только две функции: а) завоевание «приверженности как можно большего числа граждан»; б) получение «постов (властных или нет), обеспечивающих власть над теми, кому эти посты предоставлены»[739].
Идея Бурдье о социальном капитале как о совокупности связей получила развитие в теории социальных сетей и в некоторых эмпирических исследованиях. Вместе с тем следует учитывать, что терминологическая свобода и образность зачастую делают неоднозначными некоторые его утверждения. Так, он говорит о дворянском звании как о примере «символического капитала, гарантированного юридически»[740], и одновременно о значении «дворянского титула для социального капитала»[741]. Можно допустить, что эти капиталы взаимно конвертируемы, но тогда возникает противоречие с исходным тезисом о том, что социальный капитал как групповой ресурс не может быть измерен на индивидуальном уровне, ведь дворянский титул, как и ученая степень или другие номинации, всегда имеет конкретных носителей.
Иной подход – на основе ценностей – предложил Ф. Фукуяма. Он пишет: «Социальный капитал можно определить просто как набор неформальных ценностей или норм, которые разделяются членами группы и которые делают возможным сотрудничество внутри этой группы»[742]. В пояснении автор подчеркивает два момента: роль доверия и возможность разных по характеру ценностей и норм. «Доверие, – по его словам, – подобно смазке, которая делает работу любой группы или организации более эффективной»[743]. Безусловно, для малых целевых групп (бригада, команда, экипаж и др.) отсутствие доверия – подозрительность, настороженность и т. п. – становится непреодолимым препятствием на пути к успеху, но и в крупных организациях, и в обществе в целом существует некоторый лимит доверия, распределяющийся как по вертикали, так и по горизонтали, снижение которого чревато рестрикционизмом, ростом трансакционных издержек, психологическими перегрузками и прочими дезорганизациями. «Все общества имеют некоторый запас социального капитала; реальные различия между ними связаны с тем, что можно назвать «радиусом доверия»[744]. В мире сегодня немало мест, где радиус доверия ограничен своей группой, племенем, конфессией и т. д., все остальное окружение воспринимается враждебно. В таких условиях общий социальный капитал минимален, а если дело доходит до гражданской войны, то он полностью разрушается.
Относительно ценностей Ф. Фукуяма отмечает: «Само по себе принятие группой людей общих ценностей и норм не производит социальный капитал, потому что ценности могут быть и ложные»[745]. Действительно, мафия, о которой говорит автор, имеет свои внутренние ценности и строжайшие нормы поведения, субординации, дисциплины, но они противопоставлены обществу прежде всего по нравственной линии, так же, как и известное кредо рецидивистов «Не верь, не бойся, не проси» направлено на отрыв молодежи от социума и локализации ее в преступной группировке. Вместе с тем Фукуяма, кажется, своим примером подорвал предложенное им же определение. Следуя ему, придется признать, что мафия располагает значительным запасом социального капитала: есть ценности и нормы, их добровольное принятие всеми, высокий уровень дисциплины и взаимодействия. Методологическая ошибка автора в том, что он делает акцент на неформальных ценностях, вместо того чтобы выделить общественно одобряемые и нравственно оправданные ценности и нормы. Преступные группировки как раз и разрушают социальный капитал общества, поскольку их сплоченность носит криминальный, антиобщественный характер. В борьбе с ними используются разные способы, в том числе и наказания, которые, как показал Дюркгейм, направлены не только на защиту общества, но и на восстановление тех ценностей, которые нарушены преступником. Неопределенность ценностей или их недостаточная интернализация тем или иным представителям власти ведет, по словам Т. Парсонса, к тому, что «возможной становится уступка криминальным элементам, которая с точки зрения «функции «агента подкрепления» должна быть определена как коррупция»
В монографии на социологическом и культурно-историческом материале раскрывается сущность гражданского общества и гражданственности как культурно и исторически обусловленных форм самоорганизации, способных выступать в качестве социального ресурса управляемости в обществе и средства поддержания социального порядка. Рассчитана на научных работников, занимающихся проблемами социологии и политологии, служащих органов государственного управления и всех интересующихся проблемами самоорганизации и самоуправления в обществе.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Книга дает марксистский ключ к пониманию политики и истории. В развитие классической «двуполярной» диалектики рассматривается новая методология: борьба трех отрицающих друг друга противоположностей. Новая классовая теория ясно обозначает треугольник: рабочие/коммунисты — буржуазия/либералы — чиновники/государство. Ставится вопрос о новой форме эксплуатации трудящихся: государством. Бюрократия разоблачается как самостоятельный эксплуататорский класс. Показана борьба между тремя классами общества за обладание политической, государственной властью.
Почему одни страны развиваются быстрее и успешнее, чем другие? Есть ли универсальная формула успеха, и если да, какие в ней переменные? Отвечая на эти вопросы, автор рассматривает историю человечества, начиная с отделения человека от животного стада и первых цивилизаций до наших дней, и выделяет из нее важные факты и закономерности.Четыре элемента отличали во все времена успешные общества от неуспешных: знания, их интеграция в общество, организация труда и обращение денег. Модель счастливого клевера – так называет автор эти четыре фактора – поможет вам по-новому взглянуть на историю, современную мировую экономику, технологии и будущее, а также оценить шансы на успех разных народов и стран.
Издание включает в себя материалы второй международной конференции «Этнические, протонациональные и национальные нарративы: формирование и репрезентация» (Санкт-Петербургский государственный университет, 24–26 февраля 2015 г.). Сборник посвящен многообразию нарративов и их инструментальным возможностям в различные периоды от Средних веков до Новейшего времени. Подобный широкий хронологический и географический охват обуславливается перспективой выявления универсальных сценариев конструирования и репрезентации нарративов.Для историков, политологов, социологов, филологов и культурологов, а также интересующихся проблемами этничности и национализма.
100 лет назад Шпенглер предсказывал закат Европы к началу XXI века. Это и происходит сейчас. Европейцев становится все меньше, в Париже арабов больше, чем коренных парижан. В России картина тоже безрадостная: падение культуры, ухудшение здоровья и снижение интеллекта у молодежи, рост наркомании, алкоголизма, распад семьи.Кто виноват и в чем причины социальной катастрофы? С чего начинается заболевание общества и в чем его первопричина? Как нам выжить и сохранить свой генофонд? Как поддержать величие русского народа и прийти к великому будущему? Как добиться процветания и счастья?На эти и многие другие важнейшие вопросы даст ответы книга, которую вы держите в руках.