Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях - [26]

— Сам сбросил, или кто с него снял?

— Сам, ваше высокоблагородие, потому он в ту пору очень испугавшись был…

Как же вы решились на такое самоуправство, а? — строго сказал Лупинский. — A ты еще сельским старостой был, знаешь законы… как ты допустил?

Смущенный мужик молчал.

— Если старшина виноват — жалуйтесь посреднику, — продолжал Петр Иванович: — вам прямой путь.

Ходили, ваше высокоблагородие, к посреднику: отодрал. Пошли в «губернию» — по этапу выслали. Как тут быть? — развел мужик отчаянно руками.

Члены комиссии переглянулись. Кирилл Семенович показал выразительной пантомимой на часы. He будучи в состоянии долго выдерживать умственного напряжения, он уже давно дремал под однообразный говор мужика, и только голос сидевшего с ним рядом Петра Ивановича вывел его из этого делового полузабытья. Прокурор чувствовал себя утомленным; он потянулся, мигнул следователю, и допрос был приостановлен — мужиков вывели. Прокурор, не смотря на свою боязнь сквозного ветра, открыл окно, попрыскал перед собой одеколоном и, передавая флакон протянувшему за ним руку Петру Ивановичу, проговорил усталым голосом, зажмуривая глаза: — Для меня этот запах тулупов невыносим.

Петр Иванович, не желая отстать в деликатности от прокурора, сделал гримасу и, попросив у следователя огня, закурил сигару.

В эту минуту в сенях раздался шум и топот ног. Отличавшийся чуткостью Петр Иванович стремительно поднялся; в узеньких сенях, разделяющих собою волостное правление на две половины, толпилось несколько человек, которых сторож Еремка тщетно старался вытолкать за дверь. Увидев перед собой «пана маршалка», они разом, как по команде, упали на колени.

— Встаньте, встаньте! — торопливо заговорил Петр Иванович, пятясь задом к двери и не зная, уйти ли ему, или остаться.

Мужики не двигались с места.

— Встаньте, говорят вам! — крикнул он сердито.

Тот, что стоял впереди всех, Иван Свищ, медленно поднялся; за ним поднялись остальные. Привлеченные шумом, к двери подошли другие члены комиссии.

— Что надо? — обратился Лупинский к мужикам, сдвигая свои брови.

Но в эту минуту Кирилл Семенович, порываясь вперед, крикнул сиплым голосом: — Плетьми вас канальи, бунтовщики!

— Кирилл Семенович, сделайте одолжение! — проговорил прокурор и, слегка отстранив его рукою, затворил дверь.

— Ваше высокоблагородие заступитесь за старика: вторые сутки в кандалах сидит.

— Ничего не могу сделать, — строго и печально сказал Петр Иванович.

— Как перед Богом ничем не виноват, — заговорили мужики. — Сделайте такую милость, — кланялись они в пояс.

— Кроме прежней вины, господин исправник обвиняет его в новом самоуправстве.

— Какое же, Боже ты мой, самоуправство! Т. е. пальцем не тронули! только всего и сделали, что когда г. исправник надели на него медаль, то старик подошел и с согласия всех снял. И все это, верьте Богу, пристойно, — говорил стоявший впереди всех зять Подгорного. — Только они изволят кричать: — Сидор Тарасович первый старшина в губернии, a вы, говорят, перед лицом начальства бунтовщики. Какие же мы, Боже ты мой, бунтовщики — с сердечным сокрушением проговорил мужик. Только они изволят кричать: — Нагайками, говорят, вас пошлецов! A жид лендатор тут сзади вертится: — A что? я ж вам говорил, что так будет, — вот и вышло по моему! — Тогда господин начальник крикнули солдатам: — Бери их ребята! — A мы им. — чего, ваше благородие, беспокоитесь? мы вас, говорим, пальцем не тронем… В этот самый раз старик Петр Матвеевич вышел: — Вяжите меня, говорит, ваше благородие, я один виноват… Ну, тотчас его скрутили и под замок.

XVII

Ну, скажите на милость, что тут можно разобрать? — спросил Петр Иванович, выпив сельтерской воды из запаса, привезенного поваром. Прокурор сказал, что надо прежде всего ориентироваться, ища выхода из этой путаницы в законе; следователь разбирал свои бумаги, исправник, считая себя обиженным, лег на кровать и не сказал ничего. Всем, однако, было ясно, что причин бунта доискиваться нельзя, что рассуждать, кто прав, кто виноват — невозможно, потому что, очевидно, виноват кругом Гвоздика. Это был пункт, на счет которого все были согласны, и который всем хотелось обойти.

— Ну, так как же, господа, как вы полагаете? — спросил Петр Иванович после некоторого молчания, мысленно решив принять сторону крестьян, не обвиняя однако непосредственно Гвоздику. — Как вы полагаете? — повторил он.

— Помирить бы как нибудь, — ответил нерешительно следователь.

— To есть как это помирить? — спросил прокурор, который, не смотря на свои нервы, совершенно равнодушно отправлял людей на каторгу и в Сибирь.

— He тащить же их всех поголовно в острог, — пояснил свою мысль следователь.

— Однако факт на лицо: самосуд…

— По моему, кругом виноват один Гвоздика, — вдруг сказал Петр Иванович, за минуту готовый сказать совсем другое. — Вы слышали…

— A вы взгляните на предмет с другой стороны, — перебил его прокурор, желая выгородить Гвоздику, в силу его губернских связей и отношений.

— Да с какой хотите смотрите, — возразил, запальчиво, Петр Иванович, забывая всю свою осторожность и чувствуя, что его ненависть к Гвоздике растет пропорционально заступничеству за него прокурора. Ведь правда-то в том-с…