Обретая любовь - [23]

Именно, что имелась… Поскольку прямо у нее на глазах Мэй начала отпарывать эту деталь, не замечая ошеломления хозяйки.

– Он пират, моя госпожа… И вы должны удержать его в Англии, потому что нам нужен мужчина в доме. А вы не сможете удержать пирата дома, если будете одеваться и вести себя, как какая-нибудь пуританка, у которой вместо крови вода.

Фиби вновь охватило беспокойство. Похоже, даже прислуга не слишком высоко оценивала ее шансы надолго заинтересовать Гриффина. Ну конечно, они ведь видели в ней пожилую тридцатичетырехлетнюю женщину, предположительно бесплодную… У которой, возможно, все женское естество отсохло за ненадобностью.

Фиби мысленно застонала и постаралась расправить плечи. Если бы Гриффин вернулся хотя бы пять лет назад… Или даже четыре года назад, когда ей было тридцать. Ведь тридцать – совсем не то, что тридцать четыре.

– И никакого корсета, – сказала между тем Мэй. – Так же как и сорочки.

Фиби никогда не помышляла о столь скандальной манере одеваться. Она открыла было рот, чтобы заявить протест, но промолчала. Что она понимает в подобных делах? Абсолютно ничего. Возможно, именно без сорочек жены и соблазняют по ночам своих мужей.

То, чего не избежать, нужно просто перетерпеть.

Фиби позволила Мэй облачить ее в то, что осталось от прежде хорошего платья – без какого-либо белья, отчего она ощущала себя чуть ли не куртизанкой. И это почему-то вызвало мысль о необходимости проинформировать Гриффина о настоящих родителях детей – немедленно, как только тот появится.

Мэй собрала ее волосы в довольно небрежную копну со спадающими на уши прядками, после чего предъявила небольшую коробочку.

– Что это? – недоверчиво спросила Фиби.

– Сурьма, – пояснила Мэй. – Краска для век.

– Мне это не нужно.

– Но, госпожа моя… взгляните, у меня тоже подкрашены губы.

– Нет! – категорически отрезала Фиби. Она не желала прибегать к каким-либо ухищрениям, чтобы улучшить свою внешность. Какая есть, такая и есть.

Очевидно, Гриффин намеревался спать с ней регулярно. И если в ближайшие полгода Фиби не забеременеет, то он, возможно, и покинет ее. Но даже в этот период она не собиралась изображать какие-то претензии на молодость, которой больше не обладала.

Что ж, хотя бы временно, но она попользуется им. Несмотря на беспокойство, в ней мало-помалу нарастало возбуждение. В конце концов, Фиби многие годы провела в одиночестве. Обычно, ловя на улице мужские взгляды, она тотчас отворачивалась. В какой-то мере она избегала общества по той причине, что мужчины, причем даже джентльмены, имели склонность строить нелестные предположения о женщине, чей муж проживает за морями-океанами. Точнее, в ее случае непосредственно в море.

Они полагали, что Фиби, лишенную удовольствий супружеской жизни, одолевает похоть, но ничего подобного и в помине не было, и она решительно пресекала любые намеки на внебрачную близость.

И вот теперь, какими бы соображениями ни руководствовался Гриффин в своем стремлении осуществить брачные отношения, Фиби наконец познает то, что происходит между мужчиной и женщиной. Возможно, у нее даже появится собственный ребенок. Быть может, еще не слишком поздно…

Поправив на шее госпожи ожерелье, Мэй отступила. Сейчас, после удаления с лифа платья кружевного фишю, край выреза едва прикрывал соски. А при шаге Фиби могла отчетливо видеть контур своего бедра.

Она скептически покачала головой, и горничная поспешила ей возразить:

– Именно так, моя госпожа, вы и должны быть одеты.

Фиби нахмурилась. Неужто она до такой степени утратила контроль над прислугой, что не только Нянюшка, но теперь уже и Мэй считает возможным помыкать ею?

– Вы выглядите прекрасно, моя госпожа, – заверила служанка. – Ну, посмотрите на себя. Взгляните как следует.

Фиби присмотрелась.

Да, она была в общем-то красива. Пока еще красива. По мере того как она росла, в отце все больше усиливалась убежденность в том, что он легко сможет выменять ее личико и приданое на громкий титул. Хотя мать оценивала дочь более критически. «Носом твоим гордиться точно не стоит», – утверждала она. Так что Фиби никогда не испытывала тщеславия по поводу собственной внешности.

Она продолжала созерцать свое отражение. Несмотря на то что очарование и свежесть юности давно испарились, оставались все же и привлекательность, и чувственность, что выражалось рисунком губ, видом груди и даже изгибом бедра.

– Да, именно так, – самодовольно произнесла Мэй, как какой-нибудь священник во время воскресной проповеди. – Вы неотразимы. Ваш пират просто везунчик и определенно понимает это.

Фиби двинулась к выходу – ведь нужно было еще проконтролировать повариху, посмотреть, надлежащим ли образом накрыт стол, убедиться, что дети уложены в кровати. Но у дверей она задержалась и обернулась, чтобы бросить последний взгляд в зеркало.

Да, изначально Гриффина приобрел для нее отец, но теперь все зависело только от нее. И на этот раз Фиби не обменивала себя на титул. Помимо титула ей требовалась также и плоть. Она хотела, чтобы Гриффин оставался рядом с ней… До тех пор, пока она сможет его удерживать. Он нужен был ей как мужчина, который взирал бы на нее голодными глазами, с неприкрытым вожделением, даже если он будет швырять ее на кровать, как какую-нибудь вещь. Фиби втянула в легкие воздух, который показался горячим и словно насыщенным мучительным томлением.