Обрести себя - [189]
Ночной ветерок колыхал отяжелевшую пшеницу, которая уже начинала колоситься. Молчаливые деревья, как старые мудрецы, стояли над дорогой. Был тот час, когда засыпают все звуки и можно услышать голос земли. Влажные травы, словно ободряя, касались ее голых ног. В груди постепенно уменьшалась боль и горечь, над Иляной опустился необъятный покой ночи, усеянной звездами. Прогулка почти утешила ее, и от сознания того, что в конце дороги ее ожидает развязка всех сомнений, улеглась душевная сумятица. Почти бегом поднялась она на Циглэускую гору, спустилась в долину, не чувствуя усталости, пересекла луг, направилась на Дроздовский косогор, где за акациевой рощей спрятался табор механизаторов. Здесь же были и ремонтные мастерские, во дворе которых в оцепенении стояли два комбайна с задранными хоботами. Тропинка, которая привела сюда Иляну, заросла птичьей гречихой, и ступать было мягко. За сараем послышался кашель. Сторож дед Мерикэ спал, сидя на чурбане и опершись на свое старинное ружье. Иляна тронула его за плечо:
— Мош Мерикэ.
— Стой! Кто? — Старик, еще не открыв глаза, стал шарить вокруг себя.
Иляна засмеялась.
— Не бойся, мош Мерикэ, не воры.
— А кто? Отвечай! — Дед ощетинился.
— Иляна, Ариона Карамана. Вы его знаете, около почты живет. Вы к нам как-то приходили за помидорной рассадой.
— Какая рассада, чего болтаешь? Я уже столько лет помидор не сажаю.
— Дед Мерикэ, здесь есть один тракторист, вы его знаете, Микандру, сын цыганки. Где он? Пашет или спит?
— Какой еще цыганки? Микандру, говоришь? А, да, знаю. Спит. С чего бы ему пахать? Теперь им полегче — днем культивируют, а ночью спят, как люди. На то она и ночь, чтобы люди спали.
Дед проснулся, и разыгралась его обычная жажда посудачить. Иляна не дала ему разговориться:
— Дед Мерикэ, а не могли бы вы позвать его сюда? Скажите, что я пришла и жду.
Дед зачмокал, заворочался на своем чурбане.
— Можно-то можно, да в мое время парубки слонялись под заборами у девок, свистом вызывали их.
— Не все ли равно, кто кого зовет?
— Конечно нет. Девка на то и девка, чтобы дома сидела и ждала своего суженого, а не шлялась ночью по холмам. Ну и дела — все идет шиворот-навыворот. Все наоборот. Раньше люди сотнями в год умирали. А теперь? Ты слышала, чтоб кто-то умер? Редко, совсем редко. А вот хмель сейчас сеют? То-то, не сеют. Или вот звезды возьми. Фальшивые появились. Гляжу это я ночью, звезда. Присмотрелся — движется, это спутник, а не звезда. Все наоборот, шиворот-навыворот…
— Дед, пожалуйста, иди позови, потом еще поговорим.
— А я что говорю? Невтерпеж, да? Где это видано, чтобы у девки не было терпения? С терпением, детки, из сметаны масло сбивают. Не было б терпения, вовек не видела бы ты масла. Держи эту стерву, чтобы не таскать ее с собой. — С грехом пополам дед Мерикэ поднялся, передав Иляне свое ружье. — Тяжеленная, проклятая, больше полпуда, наверно.
Иляна улыбнулась. Дед позабавил ее. При случае хорошо бы показать подругам, как он рассказывает, нахохотались бы.
Общежитие механизаторов темнело среди построек, ни один звук не доносился оттуда. Вдалеке, за лесом, над пузатым холмом, засветился край неба — вот-вот взойдет луна. Первый петух прокричал в деревне. Обмирая, Иляна вслушивалась в шаркающие шаги деда. Вот он подходит к завалинке, вот тихонько стучит в окно. Тишина. Дед стучит громче, еще сильней. Наконец внутри что-то зашевелилось, скрипнула дверь, послышался шепот. Только тут спохватилась Иляна, разом оценив свой безрассудный поступок. Насколько разумней было бы сейчас спать в своей постели, как все остальные люди. Вскоре вернулся старик, вполголоса проклиная свою старость. За ним двигалась тень, и чем ближе она подвигалась, тем больше жалела Иляна, что пришла сюда.
— Вот, привел, — сказал дед, беря свое ружье. — Может, когда умру, помянешь меня, поставишь свечку.
Девушка забыла его поблагодарить, кровь бросилась ей в голову, сердце застучало, как колокол. Над головой — словно огромная птица пролетела. Певцы летних ночей, спрятавшись в травах, внезапно оглушили ее. Микандру стоял молча и недвижно, как каменный столб. В темноте нельзя было рассмотреть черты лица, но было ясно одно: он жив, невредим и полусонный. Девушка чуть не зарыдала от боли и обиды.
— Не надо было приходить, — промолвил он, нерешительно приближаясь к ней.
— Это почему? Сон испортила?
— Да нет. Увидит кто-нибудь, потом…
— О моем добром имени тревожишься?
— Тревожусь.
— Спасибо. Давно спишь?
— С вечера.
— Ну иди, досматривай свои сны. Прости, что прервала.
Она повернулась с облегчением, будто сбросила с себя тяжелую ношу, и пошла обратно. Изумленный дед Мерикэ, мимо которого она прошагала, не видя его, не выдержал:
— Только и всего?
— Да, только! — крикнула она и побежала.
«Только!» — повторил Дроздовский косогор.
«Только», — откликнулись вслед за ним холмы и овраги.
Домой вернулась с предрассветными петухами. Викторица, открывшая окно, проворчала:
— Дура, чего так долго? Хочешь, чтобы отец проснулся?
— Не ворчи, больше не буду ходить, — слабым голосом ответила Иляна, раздеваясь. Уже в постели, рядом с Викторицей, прижимая коленки к подбородку, добавила:
Мы — первоклетка. Нас четверо: я, Лилиана, Алиса и Мариора. У нас все общее: питание, одежда, книги, тетради — все, вплоть до зубных щеток. Когда чья-нибудь щетка исчезает — берем ту, что лежит ближе. Скажете — негигиенично. Конечно… Зато в отношении зубов не жалуемся, камни в состоянии грызть. Ядро нашей клетки — Лилиана. Она и самая красивая. Мы, остальные, образуем протоплазму… Но и я не обыкновенный кусочек протоплазмы, я — «комсомольский прожектор» нашего общежития.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.