Обреченный - [39]

— Понимаете, в чем дело… Случается, что пустяковая проблема вдруг временно становится неразрешимой из-за одного человека. Нет, не только из-за Блажко. Вот вам телефон. Майор Стопарь. Да, такая вот смешная фамилия, но тем не менее абсолютный трезвенник. Скажете ему, что от Тютина. Стопарь скажет вам, где сейчас служит Шелестов. Но позвонить можно только через месяц, Стопарь в отпуске.

В дежурке снова затрещал телефон, и Тютин исчез за дверью. Галька увидела его за стеклом. Он стоял навытяжку и врал в трубку:

— Вышла! Только что! Выпроводил к чертовой бабушке! Вышвырнул за дверь! Как вы приказывали…

Галька склонилась у окошка.

— Швейк, я люблю вас! Слышите?

Не отрываясь от трубки, он кивал ей и прижимал ладонь к сердцу.

…Минут через десять в дежурке снова зазвонил телефон.

— Тютин! Ты почему так долго трубку не поднимал?

— Сразу взял, товарищ полковник!

— Ну ты ответь мне, Тютин, трудно тебе было разыскать адрес Шелестова для этой ненормальной? Надо было ее ко мне отсылать, да?

— Я уже дал ей телефон кадровиков…

— Надо было устраивать весь этот скандал? Крики, угрозы? Я тебя спрашиваю, Тютин? Трудно было помочь бабе?.. Записывай телефон дежурного учебки спецназа, я только что случайно у себя его нашел. Там скажут, где Шелестов. И всем, кому он еще понадобится, давай этот номер. Чтобы меня больше не нервировали на этот счет. Ясно, Тютин?

— Уже все в порядке, товарищ полковник, она разыщет его через кадры…

— И надо было мне нервничать, орать, ругаться последними словами, как будто, в самом деле, трудно помочь человеку? О людях некогда позаботиться с такой собачьей работой. Понял, Тютин?

Хороший он мужик, думал Швейк, старательно укладывая трубку в гнездо, но вот как найдет на него — сволочь сволочью, убить хочется, аж в пятках зудит. Была бы у меня квартира и выслуга — этим самым телефоном голову ему и пробил бы.

Он взглянул на свое отражение в стекле и ужаснулся.

Глава 36

«Любовь лечит, любовь убивает, — писал свои выводы Стас. — Но она вполне безопасна, даже необыкновенно полезна для волевых и энергичных людей, чья жизнь заполнена поиском и борьбой…»

Стас уже понимал, что логика его рассуждений приведет к ужасному для него, Стаса, выводу и, пытаясь уйти от этого вывода, уставился на копию "Данаи", подаренную ему соседом. Мое открытие, думал он, выплескивает на историю человечества, историю любви миллионов людей грязный поток вульгарного материализма. Все оказывается простым и прозаичным. Прекраснейшие человеческие поступки, самопожертвования во имя любви, подвиги во имя ее совершались не по приказу сердца, а по скрытому диктату простейшего химического процесса в крови. Грустно, черт подери, грустно это признавать!

Он уснул быстро и спал крепко, без сновидений, с железной непрошибаемостью человека, которому стало абсолютно все ясно в этой жизни.

Если я не помогу Шелестову, думал Стас на следующий день, расхаживая по кабинету, если мое открытие не спасет хотя бы одного человека, то станет лишь жалким и пустым призывом к любви, отваге и благородству.

Стасу казалось, что судьба уже подсовывает ему приговор, и он сам должен его подписать, связать узлом веревку, натереть ее мылом и просунуть голову в петлю. Он был уже обречен прийти к тому ужасному выводу, к которому его подталкивало собственное открытие.

Он попросил Розалинду приготовить кофе. Крепкий, черный кофе. Розалинда поставила дымящуюся чашечку на стол, села в кресло. Она хотела побыть с ним, но Стас не увидел ее, и девушка ушла.

Он слил кофе в рукомойник, наклонил чашечку к себе, от себя, перевернул и поставил на блюдце. Через минуту кофейная гуща застыла на стенках замысловатыми узорами. Стас разглядывал их у окна. Вот собачья морда, это, должно быть, Пол… Двуглавая гора… Что-то вроде восьмерки… Женский силуэт…

Но почему именно я, думал он, почему именно мне выпал этот жребий? Миллионы людей мечтают полюбить, ждут встречи со своей единственной, а мне выпало все, любовь переливается через край, а я вынужден отказываться от нее по своей воле. За что такое наказание?

Стас запер чашечку в медицинском шкафу. Ничего не попишешь, сказал он мысленно, как не раз говорил вслух своим пациентам, придется ложиться под нож. Шелестову нужна Даша. Без нее он загнется, будет почивать в гробу в белых тапках. Они любят друг друга и должны быть вместе. Вот так все просто складывается. В чем проблема? Во мне? Не будет проблемы! Это истина. Аминь!

Он сел за стол, раскрыл тетрадь, прочертил под последней записью красным фломастером и ниже написал: "Вывод. Не исключаю рецидива заболевания. Единственное радикальное средство, на мой взгляд, это жесткое фиксирование эмоционально-психологического состояния пациента на момент выздоровления. На практике это означает буквально: воссоединить его с любимой девушкой, с которой был недавно разлучен волею обстоятельств, и о которой совершенно забыл по причине устойчивой амнезии".

И бурные аплодисменты, подумал Стас, перечитывая написанное. Любуясь тонким чернильным следом японского "Пилота", вывел свою размашистую подпись.

В кабинете Шелестова трубку никто не брал, тогда Стас перезвонил дежурному по военкомату.