Обреченный - [37]

Сейчас он придет, думала Галька, и, наверное, не сразу узнает меня. Вытаращит глаза: "Галька? Ты? Откуда?" От верблюда! А может быть, кинется обнимать… Хотя нет, Обреченный сдержанный, эмоции хорошо прячет, не разглядишь. Разве что глаза выдадут. Она протянет ему удостоверение — какой все-таки прекрасный повод для встречи! Повод, который ничему не обязывает ни его, ни ее. Галька тоже постарается быть спокойной. О ее второй поездке в Крым не скажет ни слова. И, конечно, ни полнамека на мерзкого Бора и его отвратного Альгиса.

Галька села на скамейку у входа. Хромая ворона, переваливаясь как утка, приблизилась к ее ногам, что-то клюнула, наклонила голову, наблюдая за ней одним глазом. Подошли и застыли у самых дверей дама в бежевом плаще и долговязый мальчик с прыщиками и редкой порослью на маленьком подбородке.

— Ну, что ты встал? — спросила дама.

Мальчик скривился и стал разглядывать свои ботинки.

— Алексей! — повысила голос дама. — Дальше — что?

— А ты не можешь сама? — не поднимая головы, проблеял Алексей.

— Мне страшно за твое будущее, — призналась дама и первой вошла в двери. — Тебе восемнадцать лет, а ты ведешь себя как ребенок.

Подлетела зеленая машина с брезентовым верхом, из нее вывалился тяжеловесный офицер, в три шага поравнялся с Галькой, с грохотом распахнул дверь и с трудом протиснулся внутрь. Интуиция подсказала Гальке — так перемещаются в пространстве большие начальники.

Военкоматский дворик опустел. Десять, одиннадцатый час.

Галька поднесла к лицу зеркальце, подправила помадой губки, улыбнулась своему отражению. Прежде чем распахнуть дверь, она нарисовала помадой на стекле маленькое крутобокое сердечко.

Вестибюль показался ей пустым, но как только она сделала шаг к лестнице, притаившийся за окошком дежурный сразу остановил ее.

— К кому, девушка?

— К Шелестову.

— Секундочку!

Под кожаный скрип дежурный выскочил из засады и встал перед Галькой. Это был маленький, кругленький человечек с хорошей улыбкой и виноватыми глазами. Он развел руки в стороны, отчего китель вместе поехал вверх, поглотив шею до самых ушей.

— К Шелестову? — повторил он. — А вы знаете, он уже не работает у нас.

Галька рассматривала маленького человека, его редкие бровки, полные вины и внутренней скорби глаза, шею, туго обтянутую воротником рубашки.

— Где же он теперь работает?

Дежурный пожал плечами, и при этом раздался какой-то кожаный звук. Галька вдруг расхохоталась. Дежурный покраснел, заулыбался пуще прежнего и стал поправлять на себе форму.

— Новая, — объяснил он. — Повернешься — ботинки скрипят. Рукой поведешь — рукав хрюкает. Честь отдашь — погоны пищат.

— Вы похожи на клоуна, — сказала Галька, перестав смеяться.

Дежурный сразу согласился.

— Я знаю. Мечта детства — работать в цирке. А поступил в танковое училище. В итоге не клоун и не танкист. Урок: мечте нельзя изменять.

— Нельзя, — подтвердила Галька. — А еще вы похожи на колобка. Или на бравого солдата Швейка.

— Вполне может быть. Да. Но чем бы мне вам помочь? — Он посмотрел по сторонам, стащил с головы фуражку, с трудом дотянулся рукой до головы и попытался пригладить спутавшиеся редкие волосы. В это время из каморки раздался телефонный звонок, и Швейк, как после выстрела стартового пистолета, кинулся к аппарату. Через секунду он появился за плексигласовым окошком с трубкой в руке. — Да. Так точно. Нет. Будут. Отдадим. Есть! — плевался он словами, дергаясь при этом так, будто его били по пояснице.

Нет, Швейк, ты мне не поможешь, подумала Галька. Это тебе помогать надо. А вот большой начальник…

Она быстро поднялась по лестнице, наугад свернула в темный коридор, который вывел ее в холл. По его периметру сидели беззвучные неподвижные люди с одинаковыми выражениями на лицах: все они готовились к разговору с большим начальником, и каждый собирался выпрашивать у него одно и то же.

Галька была исключением и встала в очередь белой вороной, простояв в ожидании не меньше часа. И чем больше она ждала, тем тверже становилась ее решимость выяснить тут все, все до конца, и здесь, за этими жирными кожаными дверями, закончить свой поиск, поставить в затянувшемся поиске точку, влепить ее так, чтобы перо с треском разъехалось в шпагате, и чернила брызнули фонтаном во все стороны.

Она зашла в кабинет военкома после того, как оттуда вышла дама в бежевом плаще — покрасневшая, словно за дверями ее принуждали к безнравственному поступку. Она бережно прикрыла за собой дверь, с усталой брезгливостью глянула на сына и буркнула:

— Пойдем, защитничек. Отмазала я тебя…

Она, как и Галька, была на тонких шпильках, но, в отличие от нее, шла по коридору бесшумно.

Полковник сидел в конце длинного стола, нависая над бумагами, телефонами, перекидным календарем, селектором и стаканом в подстаканнике. Не поднимая головы, он издал звук:

— Слушаю.

Галька, однако, не проронила ни слова, потому что человек, спрятавший глаза, глух. Еще минуту в кабинете висела тишина. Наконец, полковник медленно поднял голову.

— Что вам надо?

Галька улыбнулась. Перед ней стояла глыба льда, но она знала, как превратить ее в кипяток.

— Мне пока никто не сумел помочь, хотя многие пытались это сделать. Просьба моя, наверное, покажется вам пустяковой…