Обреченные обжечься - [7]

– Маму и Джереми – вот кого не вернуть. Тебе же достаточно одного лишь желания, чтобы вернуться.

– Он меня не простит…

Миша говорила о том, что Хьюи не простит её за то, что она с собой сделала. Я замерла.

– Нет, Миша, – потушив окурок в грязной пепельнице, я села на край своего кресла и, перегнувшись едва ли не через весь стол, заглянула в широко распахнутые, огромные глаза сестры. – Мы тебя не простим. Но не за то, что ты с собой сделала, а за то, что ты откажешься с собой делать.

– Ладно… – сдвинув брови, Миша снова налилась уверенностью, но начала кусать губы. – Ладно, я согласна…

– Вот и замечательно, – сжато ответила я, всё ещё боясь выдыхать, чтобы не спугнуть свою добычу. – На лечение Мии ушли не все деньги. Большую часть мы пожертвовали на операцию для неизвестной нам девочки, полностью закрыв недостающую на то сумму, но у нас осталось ещё немного, – я перевела дыхание, вспомнив сундук на чердаке Амелии, в котором хранилась оставшаяся сумма. – Твоего желания и этих денег хватит, чтобы вытащить тебя из этой трясины.

– От пристрастия к травке, токсикомании и алкоголизма так просто не избавиться, – Миша, погасив окурок в своей пепельнице, ответно пригнулась ко мне и щёлкнула пальцами.

– И ещё от курения, – многозначительно повела бровью я. – Ото всего, чем ты себя травила все эти годы. От мыслей… От боли…

– А как же ты? – Миша точь-в-точь как и я повела бровью. – Как же твои мысли и твоя боль?.. Как же твоё курение?

Передо мной вспышкой возникла картинка. Мне восемнадцать, я переехала в общежитие и сразу же сменила свою фамилию. Я держу в руках копию свидетельства о том, что Таши Грэхэм больше не существует. В течении одного часа я разрываю его на десяток обрывков, из которых скручиваю трубочки и, набив их табаком влюблённого в меня парня из соседнего кампуса, выкуриваю их все до единой. Так я начинаю курить.

С тех пор прошло уже шесть лет, и хотя жесткого привыкания к курению у меня так и не возникло, с тех пор в моей жизни не было ни одного месяца, в котором не было бы выкурено хотя бы одной сигареты. Если бы это заглушало мою боль, я бы определённо подсела на это дело более основательно, но это мне не помогало. Мне не помогало ничто, из-за чего я не подсела ни на что из того, без чего уже не могла обходиться Миша.

– Я брошу курить через месяц после того, как ты будешь чиста, – наконец ответила я, всё ещё врезаясь взглядом в её хрустальные глаза.

– Значит, в конце июля.

– В середине июня, – многозначительно приподняла бровь я. – Если будешь пахать как бык, тебя реально вылечить за четыре месяца. Я узнавала. Речь идёт о VIP-лечении.

– И у тебя хватит денег? – Миша не отводила от меня взгляда. Она не промахнулась с вопросом (она никогда не промахивалась). Деньги действительно принадлежали мне. Все если не догадывались, тогда наверняка знали, каким образом они мне достались.

– Я уже подсчитала. Хватит. И даже если понадобится больше, чем у меня сейчас есть, я найду недостающую сумму, ты ведь знаешь, – я испытывающе не отводила от своей изнурённой копии взгляда. – Я – твоя сестра, и ты в меня веришь, забыла? – решив напомнить Миши наш разговор в больнице, который подтолкнул меня продаться Дариану, произнесла вслух её же слова я. – Главное не подведи нас, – наконец заключила я.

Выждав несколько мгновений, Миша протянула мне руку:

– Не подведу.

Уверенно пожав руки, мы поднялись со своих мест. Прошло ещё несколько секунд, но рук мы так и не расцепили. Потянув друг друга к себе, мы встретились над столом плечами и одновременно обнялись. Немое объятие длинной в десять секунд было освобождающим.

Мы делали это… Постепенно, вздох за вздохом с пяти утра пятнадцатого февраля, спустя десять лет, семь месяцев и три недели беспробудного сна, мы начинали просыпаться. Уже ничто не будет по-прежнему. Уже никто не будет прежним. Кассета перематывается на десять лет назад, заевшая пленка распрямляется и звук постепенно возвращается. Вдох-выдох-вдох…

Из гаража мы вышли вместе. Тринадцатилетние Миша и Таша Палмер очнулись внутри нас и подавили тех, в кого за эти годы они успели превратиться. Ничего не значащее до сих пор время внезапно обрело небывалую до сих пор для нас ценность, от веса которой нас даже слегка раскачивало из стороны в сторону. Но каким бы наш шаг ни был, пусть раскачивающимся и недостаточно быстрым, он теперь принадлежал нам, а не каждой из нас по отдельности.

Взявшись за руки, мы с Мишей дошли до родительского дома. Открыв входную дверь запасным ключом, я пропустила свою старшую сестру вперёд. Завтра она отправится в лечебницу, но перед этим она проведёт сутки со своей семьёй и никто не посмеет усомниться в ней… В твёрдости нашего решения… А если усомнятся, я отвернусь от них так же, как когда-то отвернулась от Миши, чтобы мои глаза не видели лиц предателей.

Глава 5.

Птицы возвращаются.

До рассвета было ещё далеко, но я знала, что делать. Зайдя в гостиную, мы с Мишей включили старый компьютер, больше походящий на допотопный телевизор, и его системный блок мгновенно загудел, словно пнутое ногой ржавое ведро. В гостиной было темно, но даже в темноте я видела тот слой пыли, который покрыл монитор. Не заметить его было невозможно, так как пелена плотно застилала буквы на мониторе. Я начала оглядывать стол, в поиске хоть какой-нибудь тряпки, на что Миша раздражённо провела рукавом своей кофты по монитору, фыркнув где-то рядом с моим ухом слово: “Чистюля!”.