Обреченные королевства - [4]

Оранийцы были не прочь славно повеселиться, но вот долготерпением не славились никогда. Тем не менее, раз уж их привезли к пелсийскому причалу на корабле отца Клео, придется им дожидаться, пока сама принцесса не будет готова отбыть.

— Рынок, куда мы держим путь… он вон там, впереди, — жестикулируя, указал Эрон.

Клео и Мира вгляделись и вправду увидели скопище деревянных лотков и потрепанных цветных шатров; до них оставалось минут десять, не более. До этого они совсем не видали людей — если не считать группки детей, гревшихся у костра, мимо которого они прошли около часа назад.

— Скоро увидите, — продолжал Эрон, — зря ли мы тащились в такую даль!

У пелсийского вина была репутация напитка, достойного богини. Ни в одной стране мира не могли произвести ничего, хоть отдаленно сравнимого с ним по вкусу. И это не говоря уже о чудесном свойстве никогда не давать похмелья с вытекающими из него головными болями и тошнотой. Кое-кто объяснял это сильной магией земли, которой славились почвы Пелсии и, соответственно, сам виноград: и правда, откуда бы взяться подобному совершенству в стране, известной столь многими изъянами?

Так или иначе, Клео пить не собиралась. Она вообще теперь к вину не прикасалась, вот уже много месяцев соблюдала полную трезвость. До того принцесса, как говорится, уже выпила свою долю оранийских вин, и даже с лихвой. На вкус напитки были чуть лучше уксуса, но люди — и Клео не была исключением — глотали их не ради вкуса, а в погоне за опьянением, когда в целом мире хотя бы временно не остается никаких забот.

Чувство это очень коварное; если предаваться ему без руля и ветрил, очень даже можно заплыть в опасные воды. Потому-то Клео и не собиралась в обозримом будущем брать в рот ничего крепче воды или персикового сока.

Она молча наблюдала за тем, как Эрон высасывал из фляги последнюю каплю. Вот уж кто ничтоже сумняшеся бражничал и за себя, и за нее. И даже не думал извиняться, натворив во хмелю безобразий. Эрон был отнюдь не лишен недостатков, но при дворе многие полагали, что государь именно его выберет ей в мужья. От этой мысли Клео бросало в дрожь, но все же она предпочитала держать потенциального жениха под рукой. Дело в том, что Эрон про нее кое-что знал. Он уже много месяцев об этом не упоминал, но Клео была уверена: не забыл. И никогда не забудет.

Если обнародовать эту тайну, ей конец.

Вот принцесса и терпела его, с вежливой улыбкой встречая все выходки. Ни одна живая душа не догадывалась, как на самом деле она его презирала.

— Мы на месте! — наконец объявил Эрон, и они вступили в ограду деревенского рынка.

Клео посмотрела направо и увидела вблизи, непосредственно за лотками, деревенские домики и сараи. Здесь не чувствовалось того достатка, к которому она привыкла в Ораносе, но принцесса с удивлением отметила, что глинобитные домики под тростниковыми крышами выглядели ухоженными и опрятными, и это плохо вязалось с уже сформировавшимся у нее впечатлением от Пелсии. В ее представлении Пелсия была страной нищих крестьян, управлял которыми не король, а всего лишь вождь; правда, ходили слухи, что был он могущественным колдуном. Пелсия расстилалась совсем рядом с Ораносом, но Клео редко задумывалась о северных соседях родины, проявляя интерес разве что к занятным побасенкам о «необузданных дикарях» родом оттуда.

Эрон остановился у лотка, затянутого темно-фиолетовой тканью. Нижний край полотнища мел по пыльной земле.

У Миры вырвался вздох облегчения.

— Наконец-то…

Клео повернулась налево — и встретила внимательный взгляд блестящих черных глаз на морщинистом, темном от загара лице. Помимо воли она сделала шаг назад и тотчас ощутила за спиной надежное и такое уютное присутствие Теона. Местный житель выглядел человеком грубым и, пожалуй, опасным, как, впрочем, и все, кого они встречали в Пелсии. Передний зуб у виноторговца был сколот, но остался белым — яркий солнечный свет позволял это рассмотреть. Мужчина носил простую одежду из льняной ткани и потертой овчины. Толстая шерстяная куртка хранила его от холода. Клео мысленно сравнила себя с ним и плотнее запахнула соболиный плащ, который скрывал бледно-голубое шелковое платье, расшитое золотой ниткой.

Эрон с интересом рассматривал торговца.

— Это ты — Сайлас Агеллон? — спросил он.

— Да.

— Отлично! Сегодня твой удачный день, Сайлас. Я слышал, будто у тебя лучшее вино во всей Пелсии…

— Тебе правду сказали.

Из палатки позади лотка появилась милая темноволосая девушка.

— Мой отец — даровитый винодел, — сказала она.

— Это Фелиция, дочка, — пояснил Сайлас, кивая в ее сторону. — И сейчас ей полагалось бы не с покупателями болтать, а к свадьбе готовиться.

Она рассмеялась:

— И оставить тебя день-деньской таскать бочонки с вином? Я и то шла, чтобы попросить закончить торговлю пораньше!

— Посмотрим. — Теплый блеск в глазах виноторговца сменился пренебрежением при виде наряда Эрона. — А вы, вообще, кто такие?

— Ты и твоя милая дочь имеете величайшую честь быть представленными ее королевскому высочеству, принцессе Клейоне Беллос Оранийской! — Эрон указал пелсийцу на Клео, потом на Миру. — Это госпожа Мира Кассиан, а я Эрон Лагарис. Мой отец — благородный владетель Кручи Старшего, что на южном берегу Ораноса.