Образование Венецианской колониальной империи - [29]
Интересующие нас проблемы в книге Броуна освещаются очень кратко или совсем остаются незатронутыми, — укажем для примера на вопрос о разделе Византийской империи после четвертого крестового похода[349], на вопросы организации управления и экономической политики в колониях и т. д. Есть немало сомнительных и прямо неверных утверждений. К числу таких относится, например, возложение ответственности за столкновение венецианского и пизанского флотов у берегов Родоса в период первого крестового похода на императора Алексея I, или сообщение о правах Венеции на Солунь, купленных будто бы у Бонифация Монферратского вместе с Критом[350]. Едва ли следовало также поддерживать старую версию о сговоре венецианцев с Малек-Адилем в период четвертого крестового похода, как это делает Броун.[351]
В своем более позднем очерке истории Венеции, написанном для „Кембриджской средневековой истории“[352], Броун дает очень сжатое изложение основных фактов преимущественно внешней истории Венеции до четвертого крестового похода. Интересующие нас вопросы рассматриваются здесь очень бегло и со значительными пропусками, — это касается, в частности борьбы Венеции с венграми за Адриатическое побережье, отношения истрийских и далматинских городов к венецианской супрематии, сети венецианских фондако в Африке, в Сирии и владениях Византии. Очерк венецианской истории в „Кембриджской средневековой истории“ основан на гораздо более серьезном изучении источников и литературы предмета, чем рассмотренный нами выше труд Броуна, тем не менее и здесь не обошлось без некоторых фактических ошибок, как мелких, так и более значительных: Венеции приписывается война в союзе с королем Сицилии против Византии в 1185 г., тогда как венецианцы такой войны не вели; мотивом этой войны выставляется месть венецианцев за события 1182 г. в Константинополе, тогда как для венецианцев, по крайней мере, такого мотива существовать не могло, так как во время этих событий они не пострадали, а воевать из мести за обиды, причиненные не им, расчетливые политики св. Марка обыкновения не имели.
XX столетие принесло с собой торжество империализма и дальнейшее обострение классовой борьбы на фоне всеобщего кризиса капитализма. В буржуазной историографии усилились тенденции „обосновать“ исторически извечность или по крайней мере большую древность капиталистических отношений, усилилось стремление всячески затушевать классовую борьбу. Эти тенденции достаточно отчетливо выступают и в трудах новейших историков Венецианской республики. В работах итальянских историков они, кроме того, усиливаются империалистическими аспиратиями, направленными в сторону славянских земель и Албании.
Среди общих сочинений по истории Венеции в XX в. мы остановимся еще раз на работе итальянца Музатти и новейшей работе Роберта Чесси, на небольшой книге Шарля Диля и Огюста Бальи, на двухтомной работе англичанина Ходгсона и капитальном труде немца Кречмайра.
Музатти не внес существенных изменений в свое вышедшее в начале восьмидесятых годов и уже рассмотренное нами произведение. Судя по четвертому изданию его „Истории Венеции“, вышедшему в Милане в 1936 г.[353], он только усилил те империалистические мотивы, которые мы уже отмечали выше. Он теперь считает возможным усмотреть в действиях Венеции во время борьбы Ломбардской лиги против Фридриха Барбароссы, о которых он в первом своем труде умалчивал, действия патриотические и национальные, — оказывается, „только Венеция… поддерживала в живых священный огонь любви к отечеству и национальное чувство“.[354] Как известно, члены Ломбардской лиги и умиравшая от голода осажденная венецианцами и Христианом Майнцским, канцлером Барбароссы, Анкона смотрели на „патриотическую“ деятельность республики св. Марка иначе. Музатти по прежнему маскирует эгоистическую и эксплуататорскую политику Венеции в Истрии и Далмации нарочито придуманным им термином „морской юрисдикции“[355], не давая себе труда заглянуть во многочисленные „договоры“ Венеции с Задаром и Дубровником, не желая также и познакомить с ними читателя. Музатти повторяет свои прежние фактические ошибки и совершенно напрасно уверяет, что он пишет по источникам. Он пишет, например, что в договоре о разделе империи между участниками четвертого крестового похода была выделена часть маркиза Монферратского[356], что было бы совершенно невозможно, если бы автор действительно видел и читал этот договор. В новом издании усилен также элемент занимательности рассказа, в угоду чему важные исторические проблемы оставлены без внимания, а романической истории Бьянки Капелло отведено несколько страниц.[357]
