Образование Литовского государства - [30]
Не удивительно, что составители московского великокняжеского свода 30-х годов XVI в. (Воскресенская летопись) использовали подобного рода произведения под названием «Начало государей Литовских»[407]. Здесь суть сочинения сформулирована еще откровенней. Когда Владимир Мономах занял Полоцк, то Рогволодовичи бежали в Царьград, а «Литва в ту пору дань дааше князем полотцким, а владома своими гедманы, а городы литовские тогда, иже суть ныне за кралем, обладаны князми киевскими, иные черниговскими, иные смоленскими, иные полотцкими. И оттоле Вильна приложися дань даяти королю угорскому за страхованье великого князя Мстислава Володимеровича и вильняне взяша ис Царяграда князя полотцкого Ростислава Рогволодовича детей».
Далее повествуется об этих детях Мовколде и Давиле («той на Вильне первый князь») и сыновьях последнего — Виде и Ердене. Вскользь упомянуто о крещеном сыне Ерденя — епископе тверском Андрее («был владыка во Твери, которой на Петра чюдотворца волнение учинил; …писал на чюдотворца лживые словеса»). Замечание интересное, оно говорит о ранних культурных связях Твери с Литвой и о каком-то выступлении Андрея против митрополита Петра[408]. Русские сочинители, так же как и литовские, обратились к Волынской летописи, должным образом расписав праведную жизнь Войшелка и отметив крещение его «брата» Довмонта во Пскове. Затем перечислены «преемники» Миндовга: Вид сын Давила, что «прибавил Деревские земли много»; его сын Пройден, что «прибавил ятвяг»; его сын Витень, который «прибавил земли Литовские много и до Бугу», и, наконец, назван Гедимин, о делах которого не сообщается ничего, а лишь перечислены его сыновья. Этот перечень служит основой обширного родословия русских князей литовского рода.
Мы подошли к концу исследования литовских известий в русских летописях. Относительно современные и достоверные записи о событиях, связанных с Литвой, сделанные в Киеве, Полоцке, Галиче, Холме, Новогородке, Владимире-на-Клязьме, Новгороде, Пскове, скупо пополненные московскими книжниками, превратились с течением времени в один из источников исторической публицистики и дипломатических актов XVI в.[409], которые сами по себе весьма поучительны, но выходят за рамки источников истории древней Литвы. Вновь оживут некоторые летописные концепции уже много позднее — в дворянской историографии XVIII–XIX вв.
В целом наши летописи позволяют охарактеризовать главные этапы литовско-русских отношений, а именно время, когда правительство относительно единой Руси вело феодально-колониальное наступление на Литву (Повесть временных лет); когда Литва стала союзником князей отдельных земель раздробленной Руси (Киевская летопись 1238 г.); когда начались набеги литовских дружин на Русь, сменившиеся затем захватом части ее территории (галицко-волынские, новгородско-псковские и владимиро-суздальские летописи) и, наконец, когда крепнущее московское правительство все явственнее стало брать в свое ведение контроль за отношениями Руси с Литвой (московское и тверское летописание).
Кроме того, сопоставление русских летописей с немецкими хрониками открывает путь к изучению некоторых важных вопросов внутренней, общественной и политической истории Литвы.
В позднейшем русском летописании, как и летописании литовском, почти не содержится оригинальных фактов по истории древней Литвы, которая интерпретируется применительно к политическим задачам общественно-политической мысли и дипломатии XV–XVI вв.
2. Источники, относящиеся к истории пруссов
Советских исследователей раннего средневековья глубоко интересует изучение общественного и политического строя народов в дофеодальный период их истории и, в частности, генезиса феодальной собственности, классов, государства.
Скудость источников, относящихся к данной проблеме, требует комплексного ее изучения на материале разных стран. Это естественно, ибо в силу конкретных местных исторических условий памятники раннефеодального права с различной степенью полноты. освещают те или иные этапы, стороны общественной и политической жизни народов. При большом, в общем, внимании к вопросам уголовного права одни из них содержат сведения по истории патриархальной домашней общины, другие — о жизни общины сельской; одни отражают функции веча и господы, другие, лишь бегло упоминая об этих институтах, трактуют вопросы наследственного права и т. д.
Бросается, однако, в глаза, что имеющийся в настоящее время русский материал — договоры с Византией, Русская Правда — датируется временем господства феодальной знати в относительно единой стране и потому, при всей его огромной ценности для истории раннефеодального периода, сравнительно беден сведениями по истории общественного и политического строя дофеодальной поры[410]. Этот материал еще не дал возможности нашим исследователям изобразить жизнь княжений полян, северян, древлян и других, на которые делилась земля славяно-руссов в дофеодальный период, и даже тот факт, что каждое из этих княжений некогда представляло собой союз племен, требует сложных археологических доказательств, подчас скептически встречаемых историками. Пока что нам неизвестны ни внутренняя структура этих княжений, ни взаимоотношения их друг с другом. Поэтому в науке и продолжаются споры о времени и особенностях генезиса феодализма на Руси.
