Образование Литовского государства - [26]
Свод 1479 г. отразил важный этап в истории образования Русского централизованного государства, вобравшего в себя Новгородскую, Тверскую и некоторые другие земли. Этот свод последовательно проникнут идеей московского великокняжеского единодержавия и потому, понятно, более враждебен к Литве, чем ему предшествующие. Основанный на московском же летописании, этот свод обильнее привлек летописание других центров Руси — Новгорода, Ростова и, впервые, старого Киева[360].
Круг его литовских известий также значительно обширнее, чем свода 1408 г.; они восходят к суздальскому, киевскому, новгородскому, псковскому и предшествующему московскому летописанию (см. сообщения под 1131, 1161, 1191, 1200, 1203, 1220, 1225, 1239, 1242, 1243, 1245, 1248, 1258, 1262, 1263, 1265, 1266, 1268, 1275, 1285, 1289, 1322, 1324, 1326, 1330, 1331, 1333, 1335, 1338 гг.). Обращение составителя к Киевской летописи привело к включению в свод оригинального известия под 1220 г. (которое мы рассмотрели выше).
Однако, наряду с этим, сводчик провел некоторое сокращение и модификацию литовских известий, бывших, скажем, в своде 1408 г. Им сокращены известия под 1266 г. (выброшено упоминание Литвы в связи с женитьбой князя Василия), 1275 г. (опущены детали о татарских злодеяниях в Курске), 1338 г. (сообщение о Наримунте утратило прежний смысл), 1331 г. (смягчено выражение о бегстве епископа новгородского: «бояся Литвы, и еха вборзе»). Весьма любопытна правка известия 1342 г., где составитель использует известный нам псковский текст о призыве к Ольгерду, обличающий Новгород, но переделывает его в осуждение Пскова с помощью фразы: «а на Новъгород лжу въскладывая». Эта правка понятна — Новгород уже был подчинен, а Псков — еще нет.
В этом же своде под 1347 г. впервые встречаем известие о православных мучениках в Литве: «убьен бысть от Олгирда Круглець, нареченный в святом крещении Еустафий, за православную веру христианьскую и положен бысть у святого Николы в Вилне и с сродникы своими в гробе, великими мученикы Антонием и Иоаном, иже пострадаша за правоверную же веру христьяньскую и прияста венца небесныя от рукы господня»[361]. Позднее эта статья разрастается в обширное «житие». Подобных пополнений и исправлений в своде немало[362].
Труден только первый шаг. Последующие составители общерусских сводов все меньше и меньше считали себя обязанными достоверно передавать литовские известия. Впрочем, отношение общерусского летописания XVI в. к истории древней Литвы целесообразно рассмотреть после ознакомления с литовским летописанием XV–XVI вв.
Переходим к рассмотрению литовского (или литовско-русского) летописания. Оно характеризуется теми же чертами политической актуальности, что и великорусское, и может быть понято лишь в связи с историей последнего. Изучение литовского летописания в трудах С. Смольки, А. Прохаски, И. А. Тихомирова, А. А. Шахматова, Ф. Сущицкого[363], К. Ходыницкого, М. Д. Приселкова, В. Н. Перцева и, наконец, М. А. Ючаса (который особенно ясно вскрыл классовый, политический смысл сводов) позволяет в настоящее время говорить о его трех основных редакциях.
В составе литовско-русского летописания сохранилась оригинальная литовская летопись «Летописец великих князей литовских», которая охватывает период от смерти Гедимина до смерти Витовта. Этот «Летописец» возник приблизительно в 1428–1430 гг. и проникнут апологией политики Витовта, защитой политических интересов литовских феодалов, государственных интересов Литовского великого княжества[364].
В середине XV в. этот «Летописец» был присоединен к своду, возникшему при дворе смоленского епископа Герасима. Сам смоленский свод представлял собою обработку митрополичьего общерусского свода 1418 г., который был здесь сокращен (в частности, за счет известий, неприемлемых для литовского правительства), и, одновременно, „пополнен данными Новгородской IV, Софийской I и смоленскими летописными записями[365].
Так возникла краткая редакция 1446 г. литовско-русской летописи (Списки Супральский и сходные)[366].
Во второй половине XVI в., во время острой литовско-русской борьбы и подготовки унии с Польшей была составлена вторая редакция литовско-русской летописи (списки Археологический и сходные), где «Летописец великих князей литовских» был передвинут на первое место, притом пополнен обширным легендарным началом о происхождении литовской шляхты от Нерона и о судьбах Литвы до смерти Гедимина, а также, как установил М. А. Ючас[367], доработан в духе интересов литовского правительства (переработаны смоленские статьи, отмеченные духом русского патриотизма, и т. п.).
Третья редакция конца XVI в. (список Быховца) еще более проникнута идеями литовского феодального, шляхетского национализма. Впрочем, достоверность ее ставится под сомнение[368].
Обращаясь к первой редакции литовско-русской летописи, мы прежде всего констатируем, что она в своей первой части (смоленской обработке общерусского свода) не содержит оригинальных известий, относящихся к нашей теме. Если брать проблему ретроспективно, то существенный интерес представляет трактовка исторических судеб некоторых русских и белорусских городов, в частности, их перехода под власть Литвы.
